Драконий берег

– Вот так… хорошо… сейчас я нажму. Если больно, скажешь?

Скажет. Сапфира молчать не привыкла. Она и на Лютого порыкивает, когда полагает, что он не прав.

– Не больно? А здесь? Или… ага… и кто это сотворил?

Иногда мне кажется, что, будь драконья глотка устроена немного иначе, они бы ответили. И быть может, оказались бы куда разумнее некоторых людей.

– Не скажешь… но он сволочь?

Возмущенное ворчание. А из ноздрей вырываются облачка пара.

– Где? Хотя… ты права… кого? Рыба?

Я знаю, что Сапфира понимает. И дело отнюдь не в эмпатии, на которую так любят ссылаться умники, хотя и эмпатия у них есть. Дело в разуме. В отличном от человеческого, но все-таки разуме. И язык наш им давался, особенно если разговаривать часто…

Качнулась украшенная шипами голова.

– Из-за чего хоть? Ага, а тут у тебя что?

Эти раны были почти незаметны, черные пятнышки на фоне синей чешуи. Но они беспокоили Сапфиру куда сильней, а стало быть, глубокие. Кто-то прихватил за загривок клыками. Еще повезло, что хребет не перекусил.

Вздох.

– Чешется?

Еще один вздох и отрыжка, от которой по пещере расползлось едкое облако желтоватого пара. А Ник отступил.

– Бока шить придется, – сказал он, вернувшись к саквояжу. И Сапфира потянулась за ним, но тут же свернулась клубком. – Сейчас, девочка, станет легче… погоди…

Он вытащил массивную бутыль.

– Ведро найдется?

Найдется.

– И воды…

Воды здесь целое озеро имелось, пусть несколько попахивавшей серой, однако вполне себе пригодной для питья. Городские так вообще ее любят, иногда просят принести пару баклаг. Одну я и вытащила. Ник плюхнул в нее тягучее темное зелье, которое разбавил водой.

– Это будет невкусно, но надо… потом станет легче.

И Сапфира открыла пасть. Она послушно проглотила лекарство, только потом рыкнула, выражая обиду.

– Потерпи, девочка, потерпи…

Огневки перебрались на драконий бок. А Ник протянул мне бутыль.

– Будешь давать трижды в день по две столовых ложки. Дней пять как минимум, даже если станет легче. Снимет жар и воспаление. А ты пей, ясно?

Сапфира отвернулась и спрятала морду под крыло.

– Как она вообще?

Я поскребла шею, на ней чешуя тоньше и довольно чувствительна. И драконам нравится, когда шею чешут. И Сапфире нравилось. Раньше. Сейчас она просто дернулась, скручиваясь сильнее.

– Могло бы быть и хуже. С Лютым сцепилась?

– Не знаю. Я просто нашла ее здесь, и вот… Лютый вряд ли. Драконицу он не тронет.

– Странно. – Ник вытащил железный лоток с инструментами, которые разложил прямо здесь. Активировал встроенный артефакт на радость огневкам, которые дармовую силу жаловали едва ли не больше, чем сливки. – А кто еще из крупных?

– Разве что старики. Призрак вот, но он почти не выходит, скоро отправится в полет, как Изумруд. Гранит? Он точно в драку не полезет. Да и к чему?

– Не знаю. – Ник смахнул слишком наглых огневок. – Размер… немаленький. И если это не наши, тогда плохо.

Игла в его руках выглядела устрашающе огромной, но другая драконью шкуру не возьмет. А Сапфира лишь вздохнула и спрятала хвост между лапами.

И да, плохо.

Если не наш, то… наша стая единственная на побережье. Есть еще заповедник на Ольгских островах, но это пару дней морем, что и для дракона немало. Отписаться?

Хотя…

Их или нет, но зверь был чужим. А стало быть, потенциально опасным.

– Лютый спокоен, – сказала я, присаживаясь на драконью лапу. – Он бы почуял чужака…

Тем более столь наглого.

– Если только чужак не стал бы прятаться.

Ник шил аккуратно. И рука у него легкая. И жар спадет. И через пару дней раны затянутся, может, останутся полосы светлой чешуи, да и те сойдут после линьки. Но пока он шил, Сапфира терпела, а я не знала, что мне делать.

Искать чужака? Где?

Горы, конечно, огромны, но не настолько же, чтобы огромный зверь мог скрыться.

– Будем надеяться, что это была просто случайная встреча. – Ник сделал последний стежок и вытер пот. Драконы – это не люди, их шить сложнее. – И девочка будет осторожней. Ну-ка… поддержи, почистить надо… глубокие раны легко гноятся.

Я подставила плечо, помогая Нику оседлать дракона. Он поднял и ящик свой и, вытащив тонкую длинную штуку, похожую на иглу, решительно сунул ее в дыру на загривке. Я отвернулась.

Не могу на это смотреть. Уж лучше на Сапфиру буду.

Я ей помогала из гнезда выбраться. Она была слабенькой. И силенок хватило лишь на то, чтобы скорлупу пробить. Она так и застряла в яйце, не способная пошевелиться.

Драконы любят своих детей. По-своему.

Весьма по-своему. И Криста, мать ее, сидела на краю, разглядывая это недояйцо. Еще немного – и сожрала бы, как сожрала скорлупу.

Я не позволила.

Вмешиваться в такие дела не стоит, но… я взяла это несчастное яйцо и вытащила Сапфиру. Поднесла ее к морде Кристы.

– Видишь, она вполне себе здоровая, – сказала я тогда и зажмурилась, когда Криста выдохнула облако пара.

Я была рядом, когда Сапфира росла.

И смеялась, глядя на первый ее полет.

Я подкармливала ее рыбой. И счесывала чешую на первой линьке. У меня на предплечье четыре шрама, когда она, раздраженная, просто полоснула меня по руке. А потом долго ластилась, заглядывала в глаза, извиняясь.