— Если тебе нужна чья-то жизнь, возьми мою! — с мрачной решимостью заявил Фирниор. — Тем более, я теперь не принадлежу к роду Файханасов. Я лишён родового имени. Я больше не Ниарас. И, кажется, теперь-то я наконец понимаю, зачем его светлость попросил меня принести эту жертву во имя рода… А я взял и согласился стать безродным, потому что герцог поклялся, что так я сослужу службу лучше, чем если буду продолжать зваться старшим сыном и наследником виконта Ниараса… Действительно, глупец я редкостный.
Что есть, то есть. Хотя, пожалуй, восемнадцатилетнему мальчику это простительно, особенно если он чувствует себя обязанным дядюшке и кузену за человечное отношение. А герцог весьма умело на этом чувстве сыграл… Молод ещё Фирниор со старым интриганом соревноваться в хитрости, да и чист слишком для подобного. К счастью.
Его светлость, выходит, задумал вызвать Хранителя и натравить на неё — чужими руками, не запачкавшись самому. И то, что формально Фирниор лишён родового имени, дало герцогу основание надеяться, что он нашёл прекрасный выход. Ещё один глупец. И сволочь к тому же.
— А мне всё равно, лишён ты имени или нет, — заметил Эйдигир. — Важна кровь. Ты сумел меня вызвать, значит, ты Файханас, а как ты теперь зовёшься в глазах людей, неважно. Для магии — неважно.
Вот. Даже призрак это понимает. А герцог сильно просчитался… даже дважды, кажется. Потому что Фирниор — не послушная марионетка. Он не станет сознательно делать подлости. А то, что он пытается сделать сейчас, называется дуростью. Надо бы это пресечь, но Айриэ хотела знать точно. Он действительно собирается отдать собственную жизнь?.. Чтобы спасти — её?.. С ума сойти.
Айриэ, честно признаться, пребывала в растерянности. Весьма несвойственное и непривычное ей ощущение. Разве можно, скажите на милость, так бездумно распоряжаться собственной жизнью, а?..
— Эйдигир, я не уступлю. Айнура будет жить. Ты не заберёшь её жизнь, я не позволю. Ты мне подчиняешься — здесь и сейчас, напоминаю! Пусть я не могу приказать тебе уйти обратно, но предложить собственную жизнь в качестве платы я в состоянии.
Мальчишка говорил без пафоса и надрыва, до жути спокойно и так, будто бы ничего разумнее и придумать нельзя. Айриэ покусать его захотелось. В прямом и переносном смысле.
— Ты глупец, — хмуро повторил Эйдигир. — Но ты в своём праве, потомок.
— Тогда бери, — криво улыбнулся Фирниор. — Нет смысла тянуть.
Он боялся того, что собирался сделать, но отступать, кажется, и не думал. Наоборот, выпрямился во весь рост, гордо вскинул голову, всем своим видом выражая решимость.
Эйдигир пожал плечами и молча подошёл вплотную к неразумному потомку. Он был чуть выше, да и фигура у него была помощнее, так что смотрелся он гораздо внушительнее. Протянул руки и положил их Фирниору на грудь — видимо, чтобы удобнее было тянуть жизненную силу.
— Прощай тогда, потомок, — проявил вежливость основатель рода.
— Счастливо оставаться, — с лёгкой иронией ответил Фирниор, но щека у него дёрнулась.
Айриэ всё медлила, сама толком не понимая зачем. А основатель чуть шевельнул руками, и только тогда, уловив дуновение чужой холодной силы, магесса очнулась. Злясь на себя, Хранителя рода, герцога и пуще всего — на глупого мальчишку, Айриэ рванула вперёд, сбрасывая «отвод глаз». Фирниор вздрогнул и взглянул с испугом и отчаянием, призрачный основатель среагировал быстро и послал в неожиданную противницу сгусток своей холодной магии, только её щит выдержал.
Айриэ ударила в ответ волной чистой силы, потому что кидаться в призрака заклинаниями было бесполезно. А её магия — сродни той, что питает Эйдигира и удерживает эту потустороннюю сущность в материальном мире. От злости Айриэннис ударила чересчур сильно, да так, что бедного Эйдигира буквально вышвырнуло из этой реальности. Кажется, род Файханас навсегда лишился своего призрачного Хранителя. Портрет, защищённый магией, уцелел, а чаша под ним расплавилась и растеклась лужицей. Роза из «лунного» мрамора раскрошилась в пыль, однако саркофаг остался невредимым. Стены погребальной камеры загудели, светильники кое-где сорвало со стен, а Фирниор отлетел назад и чувствительно приложился спиной об пол.
Магессу потряхивало от ярости и, когда она нависла над силящимся подняться Фирниором, её голос чуть ли не срывался от злости и запоздалого страха:
— Самоубиться захотел, благоррродный глупец?.. Собой решил пожертвовать?.. А меня для начала спросил, надо ли мне подобное счастье? Я ненавижу долги и ненавижу оставаться у кого-то в долгу! И только посмей ещё раз выкинуть что-нибудь подобное, я тебя сама убью!..
Глаза Фирниора делались всё больше и больше, а потом он неожиданно улыбнулся — широко и радостно, будто ничего приятнее в жизни не слышал.
— Айнура, вы что… правда за меня испугались?..
Кто о чём, а этот опять о своём. Айриэ устало махнула рукой и повторила:
— Я ненавижу, когда оказываюсь должна кому-то.
— Мне вы ничего не должны, — сказал он и наконец поднялся с пола, морщась и потирая спину.
— Не вам, так миру. Равновесию.