Драконий клуб

— Но что вы станете делать со свитком? — спросила я у мадам Лилит под конец аудиенции. — Даже если вы знаете первый язык королевства, то остальные жители не могут похвастать такой же эрудицией. Или собираетесь потрясти пергаментом с трибуны и попросите поверить вам на слово?

— Тут мы подходим к следующему пункту: мне нужна та штука, с помощью которой ты и твой дружок прочитали документ. Кстати, я так и не поняла, что это было? — мадам Лилит с искренним любопытством ждала ответа.

Смысла лгать не было, поэтому я нехотя сказала:

— Окаменевшая слюна гнома, спрыснутая из ручья знания. Возможно, в составе есть что-то еще, но мне об этом неизвестно.

— То, что нужно! — заявила мадам Лилит. — Пусть ифрит достанет еще.

— Сколько?

Тонкие губы растянулись в улыбке.

— Так, чтобы хватило на всех жителей города.

— Вы с ума сошли! Эти его штуки — большая редкость, единичные экземпляры, откуда он достанет их в таком количестве?

— Это не моя забота.

— Но зачем вам столько?

— А это уже не твоя. Если захочет сохранить жизнь брату, найдет способ. Я, со своей стороны, готова оказать финансовую поддержку.

Мне стало тошно при мысли о том, что жизнь Озриэля зависит от обязательности его самого непутевого братца. С Ореста станется пропустить встречу из-за какого-нибудь пустяка или вовсе о ней забыть…

— Так как его позвать, Озриэль? — снова спросила я. — Или это может сделать только другой ифрит?

— Да нет, не только, тут ничего сложного.

Он объяснил. Пока он рассказывал, остальные с интересом слушали. Позади зашуршала солома — значит, даже Уинни заинтересовалась.

Всего-то и нужно было, что одно распечатанное зеркало (мадам Лилит запечатала их, чтобы ни один любопытный ифрит впредь не мог заглянуть во дворец без приглашения) и заклинание из двух слов: первое служило призывом, а второе указывало на конкретного ифрита.

— То есть вторым мне просто написать имя — «Орест»?

— Да, — кивнул Озриэль и тут же спохватился: — Только на ифритском, конечно. Если мне дадут бумагу и перо, я напишу.

— Думаю, завтра мадам Лилит с превеликой радостью обеспечит тебя и тем и другим.

— Кажется, с этим разобрались, — подытожила мадам Гортензия с напускной бодростью. — Кто бы мог подумать, что первый советник так тщеславна: столько суеты из-за какого-то клочка пергамента в рамке. Зато взамен тебя освободят.

Я так и не призналась им, что на кону не моя свобода, а Озриэля: слишком зыбка была эта договоренность, а единственная гарантия — слово мадам Лилит. Но другого выхода я не видела. Нужно хотя бы попытаться.

— Все это какой-то кошмарный сон, — сокрушенно вздохнул Магнус и прошелся вдоль решетки, звеня «цапелькой». — Сперва бросают в темницу, потом выкидывают из города.

Я натужно улыбнулась:

— У меня есть и хорошая новость, Магнус.

Он перестал расхаживать и воззрился на меня:

— Какая?

— Если что, в ссылку мы отправимся вместе!

Даже в скудном свете лампы я увидела, как он посерел, ворсинки встали дыбом, паук пошатнулся.

— Что? Что с тобой? — испугалась я.

Он медленно вернулся на место и весь как-то поник, скукожился.

— Не подумай, что я не рад нашему воссоединению, Оливия, но… — Тут он поднял на меня четыре пары самых несчастных в мире глаз, и я все поняла.

— Арахна?

Он коротко кивнул.

— Давно вы виделись последний раз?

— Нас схватили вместе с Эмилией. Эти негодяи все предусмотрели — взяли с собой сачок! — Паук затрясся от ярости. — К счастью, ей удалось ускользнуть. С тех пор я ее не видел и даже не знаю, в городе ли она. — Он шаркнул по тюремному полу лапкой. — Возможно, улетела, решив, что тут уж ничем не помочь. Это было бы даже к лучшему, — с горечью закончил он.

— Уверена, что она этого не сделала.

— Ты так думаешь? — воспрянул Магнус.

— Я в этом уверена. Арахна совершенно особенная бабочка, ведь она сумела разглядеть под этим толстым хитиновым слоем и тонной сарказма прекрасную душу и оценить тебя по достоинству.

Паук ничего не ответил, только слабо улыбнулся, но улыбка и взгляд говорили красноречивее слов.

— А что насчет Индрика? — робко спросила Эмилия. — Ты его видела? Как он?

Не знаю, как принято оценивать самочувствие чугунных статуй, но для скульптуры он, по-моему, выглядел совсем неплохо, о чем я и сообщила подруге. Она немного успокоилась, хоть и не перестала опасаться, как бы Марсий не выкинул чего-нибудь еще.

Мы проговорили до глубокой ночи, но, по сути, ни к чему новому не пришли: только повторили то, что и так известно. Я рассказала о своем пребывании в замке дракона. Озриэль слушал очень внимательно — половину он уже знал после нашей зеркальной беседы, а потом вдруг сказал:

— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь.

— Что? — смутилась я. — О чем ты?

В голову пришла фантастическая мысль, что Озриэль как-то догадался о нашем с драконом поцелуе. Нет, разумеется, я собиралась все ему сама рассказать, но… позже, когда наступит удобный момент.

Я вся сжалась в ожидании обвинения. Представила, как лицо ифрита исказится гримасой гадливости, и перед глазами все потемнело. Я не вынесу, если он станет меня презирать.