Цок, цок, цок… Это что, крысы? У меня в спальне?! Я торопливо зажгла световой импульс у себя над головой и огляделась. Никого. Да и крыса для такого звука должна быть, по меньшей мере, размером с собаку. Цок, цок… Сориентировавшись, наконец, на звук, я опустила глаза вниз. Для того, чтобы увидеть вместо собственных ступней пару чешуйчатых лап, заканчивающихся длинными острыми когтями.
Моего пронзительного, переливчатого визга не услышали только самые глухие и выжившие из ума привидения в самых глубоких подземельях замка. Все остальные его обитатели через пару минут уже толпились у дверей моей спальни. Мать провела немало времени, убеждая меня вылезти из узкой щели между гардеробом и стеной, куда я забилась с перепугу. Отец, не говоря ни слова, стоял рядом и мрачно наблюдал за ее попытками.
— Ну, ты-то что молчишь? — промаявшись со мной с четверть часа, мать раздраженно повернулась к нему. — Видишь, она не хочет вылезать, скажи же что-нибудь!
— И что же ты хочешь от меня услышать? — холодно поинтересовался отец.
— Сам придумай, — она раздраженно откинула волосы со лба. — В конце концов, она и твоя дочь тоже.
— Не уверен.
— Что? — ее рука замерла, не дойдя до лица.
— Я сказал, не уверен, — повторил отец, твердо встретив ее взгляд. — Это не моя дочь. Моя дочь умерла, я сам видел ее мертвой. А кто… или что это, — он не глядя, кивнул в мою сторону. — Я не знаю.
И, не дав нам опомниться, резко развернулся и вышел из комнаты.
Некоторое время мы продолжали молча смотреть ему вслед. Потом мама произнесла несколько слов по-эльфийски — из тех, которые обычно не включают в лингвистические словари — и снова повернулась ко мне.
— Не обращай внимания, дорогая, он вовсе не думает того, что сказал.
Я промолчала, ошарашено глядя на захлопнувшуюся за отцом дверь.
Что ж, теперь мне становилось понятно, почему в последнее время наши встречи стали так редки. Дело было вовсе не в большом количестве дел, как я думала. Он намеренно избегал встреч со мной, не желая общаться с ожившей покойницей.
Словно угадав мои мысли, мама ободряюще потрепала меня по руке.
— Не обращай внимания, — повторила она. — В конце концов, твой отец всего лишь человек. Со временем все наладится.
От сидения в неудобной позе спина затекла немилосердно. Я даже и не заметила, когда мои ноги снова приняли свой нормальный вид.
— Ну да, — хмуро пробормотала я, вылезая, в конце концов, из своего убежища. — Он-то человек… А я кто?
Как оказалось впоследствии, это была лишь первая веха в череде превращений, которые теперь то и дело происходили со мной. Теперь я старалась как можно больше времени проводить в одиночестве, чтобы случайно не попасться никому на глаза в один из таких периодов. Однако это не помогало. После той, самой первой, ночи я стала замечать вещи, на которые раньше, видимо, просто не обращала внимания. Теперь я поняла, что означали настороженные, а порой, и испуганные взгляды челяди. Пару раз, случайно оглянувшись, замечала, как служанки за моей спиной истово творят охранные знаки. В замке резко возросло количество носимых серебряных украшений. Несмотря на все меры предосторожности, принятые нашей матерью, слух об «умертвие» расползался по замку, словно чернильное пятно по воде.
Был, правда, среди всех этих перемен всего один, но положительный момент. Солар, раньше без конца цеплявшаяся ко мне по поводу и без, теперь вдруг успокоилась и даже была со мной довольно вежлива, я бы даже сказала, сочувственна. Похоже, ее саму не так уж пугали все те перемены, которые со мной происходили. Может, мы даже могли бы стать с ней друзьями теперь, если бы не устоявшаяся годами привычка обходить друг друга стороной.
А вот отец совершенно перестал обращать на меня внимание. Если мы с ним случайно сталкивались в коридоре, он только сухо кивал мне. Он упорно игнорировал меня за обеденным столом. А когда был уверен, что я не вижу, я ловила на себе его хмурый, задумчивый взгляд.
Единственными, чье отношение ко мне не изменилось никоим образом, были наша мать и Лиона. И за это я была им бесконечно благодарна.
Какое-то время я еще ездила с матерью по окрестным деревням, продолжая осваивать сложное искусство целительства. Это был, пожалуй, единственный раздел магии, который на протяжении всех предыдущих лет обучения вызывал у меня настоящий интерес, и мама его всячески поддерживала. Помимо приготовления зелий, она сначала поручала мне всякую мелочь: вправить вывих, заговорить больной зуб, призвать к порядку желудочные колики. Потом с ее помощью я лечила переломы, залечивала язвы. Мать одобрительно улыбалась, видя мои успехи. А в последнее время она все чаще предоставляла мне самостоятельно управляться с хворями, оставляя за собой роль наблюдателя. Местные жители, привыкшие к нашим наездам, не спешили обзаводиться собственными знахарями, с обычной крестьянской хозяйственностью, сиречь прижимистостью, прикинув, что услуги добровольной целительницы-недоучки обойдутся им всяко дешевле содержания приезжего эскулапа, и охотно обращались к нам за помощью.