«Драконий Всадник» (СИ)

Возможно, мне действительно просто нужно было подождать. Откинув дурные мысли, я поправила налучье и схватившись одной рукой, в которых были поводья, за гриву жеребца, а другой за седло, вставила левую ногу в стремя и подпрыгнула, залезая в седло и счастливо вдохнув. Было приятно вновь почувствовать под собой кожаное седло и силу моего молодого мальчишки.

Отрегулировав стремена и поправив поводья в руках, я пихнула Марса по бокам, пуская его в шаг.

— Ну, давай, прогуляемся, — сказала я сама себе, пихнув ещё два раза коня и чуть привставая во время рыси.

***

Нестись галопом по просторам было немыслимым удовольствием. В волосах, как я и мечтала, игрался ветер, в ушах его свист и цокот копыт о землю. Я готова была кричать от счастья, но знала, что так делать не стоит, дабы не спугнуть Марса. Мы летели, равняясь с ветром, вдоль леса, каждый наслаждаясь скоростью и чувством свободы. Марс бежал так быстро, как только мог, а мне оставалось лишь держаться и, не сбиваясь, поддерживать его ритм. Мой хвостик уже давно был послан к чертям, а лента и вовсе была где-то потеряна, но мне-то какая разница, ведь так? Мы оба не замечаем поваленное дерево, но Марс вовремя прыгает и я, чуть наклоняясь к его шеи, цепляюсь за гриву. Перелетев ствол дерева, мы летим дальше, а в спину светит восходящее солнце…

Я никогда не наблюдала за рассветом в моём мире. Всё потому что там его почти невозможно было застать. Во всём было виноват город с его ненавистными небоскрёбами, поэтому чтобы узреть чудо, нужно было бы сделать то, за что можно и получить…

Я никогда не забиралась на крыши домов и не жалела об этом. Да и сейчас не жалею, смотря на то, как медленно восходит солнце. Там, в моём мире, восход не такой. Там всё грязно, пошло и блекло.

Я была на небольшом склоне и смотрела на то, как огромное красное солнце поднимается от горизонта к небу. Глаза слезились, и в этом не было вины огромного яркого диска. Марс подо мной нервно переступал с ноги на ногу, а мне приходилось удерживать его, иначе он бы уже давно сорвался с места. Когда яркий диск давно оторвался от линии горизонта и даже чуть приподнялся кверху, я оторвалась от неба и, последний раз посмотрев на истинную красоту, пихнула коня, принуждая его идти.

Внизу склона была река — там я собиралась остановится и дать передохнуть моему малышу. Где-то через двадцать минут мы добрались до реки, и я спешилась с коня, привязав его в дереву за корду, которую взяла на всякий случай.

Чуть отойдя от него, я прислонилась к дереву и, не обращая внимания на неприятные ощущения, опустилась на землю, закрывая глаза.

Тихий шелест трав, шум ветра, журчание воды и пение птиц — единственное, что я слышала пока сидела вот так, с закрытыми глазами и стараясь не думать.

И вот, как раз вовремя, в голову пришла одна песня, группу которой я любила больше всех. Прочистив горло, я приоткрыла глаза и тихо запела:

Травушка расскажет мне о том, что случится,

Пропоет мне песню ночную…

Ляжет мне рассветною росой на ресницы,

Расплетет мне косу тугую.*

Перед глазами больше не было той неописуемой красоты природы, а была какая-то другая картинка, которую я, к сожалению, объяснить не смогу. А тем временем я продолжала:

Солнце взойдет в огне,

Позовет в дорогу далече,

Но не подняться мне,

Не лететь к нему да навстречу…

Сколько раз я видела пожар-пепелище,

Сколько я ночей сна не знала.

Сколько мое сердце ошибалось, но все ищет —

Да судьбы своей не узнало.

Поздно ли, рано ли

Отыскать тропинку другую,

Чтоб из чужой земли

Возвратиться в землю родную…

Почему именно она пришла мне в голову в этот момент, я не знала. Для меня эта песня была очень приятной и расслабляющей. Дома я всегда пела именно её, когда мне нужно было расслабиться и подумать.

Больше пела я не одна: тишину сменил голос вокалистки, а шум превратился в звуки инструментов. Что-что, а воображение у меня было ещё то:

Забери меня с собою ты, перепелка,

Унеси в чащу глухую.

Стану серой птичкой незаметной — да и только,

Растоплю тоску ледяную.

Речка, моя сестра,

Примет и укроет волною,

Будет ко мне добра,

Разлучит навечно с бедою.

Закончив, я приоткрыла глаза и посмотрела на Марса, который настороженно вертел ушами. Я резко выпрямилась. Неужели моё пение было столь ужасно, от чего взбудоражило нечто плохое, что водится в этом лесу?

Марс тихо заржал, пытаясь оторвать от ствола дерева корду, чего у него, конечно же, не получилось, ибо я была мастером завязывать узлы, а всё потому что было у кого учиться…

Я медленно встала с земли и также медленно подошла к коню, развязывая узлы и отводя его в сторону.

— Что случилось, малыш? — прошептала я, напряжённо вглядываясь в темноту леса. Марс продолжал тихо ржать, толкая меня в плечо. Опять же он меня не услышал, а, возможно, не понял. У меня были такие подозрения, но я точно не могла сказать.

Последней каплей его терпения стал шорох листьев, треск сучьев и холодный ветер из лесу. Встав на дыбы, конь заржал, выдёргивая корду из моих рук и пускаясь в галоп от меня подальше.