Фред молчал, молчала я. Слова сейчас были не нужны, да и я была бы просто не в состоянии что-либо сказать. Фреди это понимал. Я думаю он догадался почему я выбрала именно эту песню.
— Грустно как-то вышло, — раздался чей-то голос за спиной. Я вздрогнула, обернувшись. Тристан…
— Ох, Тристан, — я вскочила, чуть поклонившись ему. Он был единственный, к кому я проявляла манеры этикета, потому что не общалась с ним как с другими королями.
— Ой, да брось, — он махнул рукой.
Я чуть смущённо улыбнулась.
— И давно вы стоите здесь?
— Ну, наверно, со строчки «исступлённо рыдала».
Я вновь смутилась и, повернувшись, отошла к фальшборту, облокотившись о него. Тристан встал рядом.
— Это твоя песня? — спросил он с интересом.
— Нет, конечно, — я улыбнулась, — так я не умею.
— А что же ты умеешь? — спросил принц, глядя своими серыми глазами на меня.
— Ну, — я задумалась, — попадать в неприятности, язвить, вязать, и, наверное, петь.
— Сколько дурного ты, однако, умеешь.
Я хмыкнула.
— Но я думаю, что половина не правда.
— Ну не знаю… Про попадать в неприятности я не лгала.
— Я и не сомневаюсь.
Тристан замолчал, а я вновь ощутила скованность во всём теле. Я понимала, что это всё из-за того, что мы с ним недавно знакомы и практически не общаемся, поэтому нечего тут и думать, но всё же от этого человека исходила некая опасность, которую я не понимала.
— В твоей песне… поётся о приворотном зелье… — начал было он, но я его прервала, смутившись.
— Нет, это всего лишь строки.
— Ну хорошо… любовь от зелья не так прекрасна, как та, что идёт от сердца…
Я вздохнула. С недавних пор слово «любовь» было у меня под запретом. Я не хотела думать о том, что… вообщем, ничего.
— Да, Тристан, вы правы…
— Ох, давай уже на «ты», всё равно у тебя не очень хорошо получается, — он усмехнулся, а я лишь сдавлено хмыкнула. И вот мне снова показали, что это не мой мир. Пусть и не специально…
— Ох, Ксения, я прошу прощения, я не то имел ввиду…
— Ничего, Тристан, всё нормально.
Он вздохнул и, извинившись, ушёл, а я лишь поджала губы.
— Он не прав, — тихо шепнул мне Фред, всё ещё сидя на бочке.
— Думаешь? Может он всё-таки прав?
— Я так не думаю. Никто так не думает, даже он.
Я сразу же поняла, что он вовсе не о Тристане…
***
День прошёл отчего-то быстро, и вот уже солнце упало за горизонт, скрывшись за морем.
Я раньше Люси улеглась в постель и потушила свечу. Фред почему-то захотел остаться снаружи, но я его не имела права принудить, поэтому он уснул прямо там, на палубе, средь канатов.
Через час пришла Люси и, заметив меня в кровати, стала вести себя тише за что я ей благодарна.
Морфей сразу же забрал меня в свои объятия, и я уснула, проспав больше половины ночи.
На этот раз меня разбудил не плеск воды, а крик Люси. Я вскочила с кровати и подбежала к ней.
— Люси, милая, что случилось? — разбудив её, прошептала я. По её щекам текли слёзы, и моё сердце сжалось от жалости к ней.
Вместо ответа, она прижалась ко мне, обнимая меня за шею. Я крепко обняла её в ответ, понимая, что сейчас ей очень это нужно.
— Кошмар приснился, да? — тихо спросила я у неё, на что она лишь кивнула, продолжая всхлипывать.
Я не стала расспрашивать её, понимая, что сейчас могу сделать только хуже.
Вместо этого я села на её кровать с ногами и положила её голову себе на колени.
— Сейчас спою, — словно угрожая, сказала я ей, на что услышала тихий смешок. Она начинала успокаиваться.
— Я наслышана от Тристана, что ты прекрасная певица, — тихо прошептала она, вытирая руками слёзы.
— Вот сейчас и оценишь!
Она кивнула, а я, уверенная в том, что теперь-то меня кроме неё никто не услышит, запела:
Качнет колыбель тихо Дрема-ночница,
Коснется лба нежной рукой.
Уставшее Солнце все ниже садится,
Скрываясь за Росью-рекой.
И Месяц уж по небу ходит высоко,
Он млад нынче и залатовлас.
А зори его холодны и далеки,
Но чем-то похожи на нас.
Ой, люли, усни. А я буду тихонько
Тебе напевать о ветрах.
О лютых морозах, о зимах студеных,
Что спят в человечьих сердцах.
Там хитрые змеи, там вещие птицы,
Там люди без песен и глаз.
Они под полой прячут души и лица,
Но чем-то похожи на нас.
А знаешь, мой лада, есть люд за горами
Без слез, без богов, без любви.
У них неживая земля под ногами,
А руки и думы в крови.
У варваров мечи и речи булатны,
Ты с ними сразишься не раз.
Они так жестоки и так непонятны,
Но чем-то похожи на нас.
А пуще всего ты узнаешь, мой сокол,
О жизни великих людей.
О воле-невольной, о доле нелегкой,
Об удали славных мужей.
Там дивные дивы да щедрые нивы
Любовь и красу берегли,
Чтоб снова рождались благи и счастливы
Все дети Славянской земли! *
Последний куплет должен был быть более громче чем остальные, но я не решилась «прибавлять громкости», всё же это была колыбельная…
Однако колыбельная подействовала, и Люси заснула уже ближе к концу песни, и я, довольная собой, вылезла из-под неё, укрыв её одеялом, а после, улыбнувшись, залезла к себе, накрываясь одеялом. Всё же было холодно.
Утром меня разбудила Люси поцелуем в щёку.