Драконий жемчуг

А их, оказывается, просто отправили в дом, где обитают злые духи! Если, конечно, девчонка не врет. Сон Ён машинально оглянулся на оставленную у пещеры хэнё и тут же оступился. Зашипев, потер щиколотку, мысленно отругал себя: осторожнее! Разве отцу станет легче оттого, что его единственный сын сломает ногу, а то и шею?

Навряд ли Ха На выдумала историю с домашними призраками. Зачем это ей?

Тогда уж можно сказать, что врала она и на ночном берегу, показывая ему ино. Или сегодня в пещере с имуги.

Или вообще околдовала, чтобы он увидел то, чего не существует. То, что мог вообразить только в детстве: драконы-хранители, ино, великаны, квисины…

Может, стоит поинтересоваться, не дружит ли Ха На заодно и с призраками? Вот пусть и договорится, чтобы те оставили Становище по-хорошему.

Старая хэнё уже уходила. Выдавала Мин Хва распоряжения о лечении хозяина голосом, слишком мощным для столь тщедушного тела. Слушая ее, Сон Ён понял, что находит островной диалект уже не раздражающим, а скорее забавным. И начинает понимать многое с первого раза. Надо и впрямь побольше общаться с местным людом.

Держась за спину, старуха поклонилась террасе, на которой — о чудо! — сидел отец.

— Будьте здоровы, господин!

Бывший министр наклонил голову. Весьма благосклонно.

— Вам тоже не болеть, бабушка Ха Ны.

Ныряльщица обернулась и увидела Сон Ёна.

— А, нагулялись? — заглянула ему за спину — Ну и где же моя коза?

— Где и положено, — сдержанно отозвался он. — В горах скачет.

Старуха захихикала, прикрыв рукой почти беззубый рот. Игриво толкнула его палкой в живот так, что Сон Ён покачнулся.

— Тоже скажешь!

Молодой человек не сводил с нее внимательных глаз. Старушка-хохотушка, божий одуванчик, ни дать ни взять! Но какие секреты ты хранишь еще, ныряльщица? Может, ты служишь на посылках у Священного Восточного Хранителя? Или регулярно ходишь по небесной лестнице на чаепитие к Нефритовому императору? Откуда у тебя взялось такое прозвище — Морская Ведьма?

Хэнё неожиданно посерьезнела, потянувшись, похлопала его по плечу.

— Вот бедняга! Ну-ну, паренек, не печалься! Все будет хорошо, уж я об этом позабочусь…

Подслушала его мысли? Или старуха имела в виду нечто совершенно иное? Пока молодой человек формулировал вопрос, хэнё повернулась к нему спиной и припустила по крутой тропинке с такой прытью, что оставалось только дивиться целительному воздействию таинственного напитка или общения с министром Кимом.

Сон Ён сгорал от любопытства — о чем же таком секретном и важном беседовал отец с этой шустрой древней ноби, — но изо всех сил удерживался от вопросов. Они посидели рядом молча.

— Как… тихо, — наконец произнес отец.

— Первые дни мне казалось, что я просто-напросто оглох, — согласился Сон Ён.

Министр Ким поднял глаза к горам. Помолчал и добавил:

— И красиво.

— Разве? — Сон Ён повел удивленным взглядом по окрестностям. Не было в природе острова ничего, что могло бы стать усладой для глаз: слишком суровы очертания и краски скал, гор и моря. Ни вдохновения, ни отдохновения внушить они никак не могли. Тем более не поэту, а такому прожженному политику и прагматику, как министр Ким Хён Чжи.

Отец неожиданно вздохнул.

— Молод ты еще… Не понимаешь.

Известно, что дальше скажет: мол, не доросли вы, молодые, до понимания и просветления. Не так ли он отвечал на сыновьи вопросы даже об обвинениях в измене? Отец тяжело поднялся, чтобы вновь уйти внутрь дома.

И Сон Ён все же не сдержался:

— А о чем вы беседовали с этой хэнё? Отчего ей вздумалось меня жалеть?

Казалось, отец не ответит, если вовсе не приструнит не в меру любопытного потомка — таким тяжелым был его взгляд. Но все же помедлил и обронил, прежде чем шагнуть внутрь:

— Она теперь знает, что ты был нам… ДОВЕРЕН.

Сон Ён даже привстал от неожиданности.

— Вы рассказали этой… старухе, что я ваш приемный сын? Но зачем?!

Ответ донесся уже из глубины дома:

— Так нужно.

Конечно, разве ему когда-то объясняли отцовские решения и поступки? Считал ли министр, что сын обязан просто слепо повиноваться или что должен самостоятельно проникать в тайну его мыслей?

Министру Киму пришлось принять в семью постороннего мальчика, потому что жена никак не могла родить ему сына, наложницы — тоже, а дочери, даже единственной, ничего завещать нельзя. Да и племянников мужского пола с обеих сторон не имелось. Сон Ён до сих пор не знал историю своего усыновления, откуда он родом, кто его настоящие родители. Слишком мал был, чтобы помнить. Временами он даже искренне забывал, что семья Кимов ему не родная по крови. Пусть и безоговорочно его приняла только сестрица, в свои неполные семь лет с удовольствием нянчившаяся с внезапно появившимся братишкой. Сон Ён вспоминал о ней с нежностью и тревогой. Зять, запретивший общение с опальным министром и его сыном, был совершенно прав — некогда заманчивое и выгодное родство сейчас больно ударит и по семье сестры…

Но почему министр Ким поведал об усыновлении какой-то неизвестной островной ноби? Что такого в ней разглядел отец, что решил довериться? Или…