Драконий жемчуг

Теперь на ночном берегу Сон Ёну не было одиноко или даже темно. Море как будто заботилось, чтобы он не запнулся и больше не терял тропинок — над вечерней водой разливалось какое-то свечение. Отблески далеких зарниц? Отражения звезд? Или с наступлением сумерек глазастые ино зажигали для него путеводные подводные светильники?

Но сегодня вечером не только море пеклось о своем незадачливом сыне. Сон Ён увидел на террасе отца. Тот надел лучшую из своих считаных одежд и сидел, так напряженно выпрямившись, что не оставалось никаких сомнений — ждали именно его и именно с серьезным разговором. Сон Ён поклонился со словами «как ваше здоровье, отец?», по кивку опустился на колени напротив.

Министр Ким глядел на него из-под седых торчащих бровей. Молчал. Каждый день после своего несчастного утопления Сон Ён ожидал этого разговора: суровых слов о его легкомыслии, безответственности и нарушении запрета, заповеданного главой семейства. Но, видимо, оставляли их до его окончательного выздоровления.

Так как Ким Хён Чжи продолжал молчать, сын решился начать первым:

— Пусть отец простит меня: я ослушался запрета входить в морскую воду. В тот момент я не подумал, к чему это может привести и кто будет заботиться о вашей старости, если я вдруг глупо и бездарно погибну…

Досадливо махнув на него ладонью, министр Ким сказал неожиданное:

— Ты сделал то, что должен был сделать. Молодец!

Отец хвалил его так редко и так скупо, что Сон Ён даже растерялся, не зная, как реагировать и что чувствовать при этом. Министр решительно продолжил:

— Я всегда думал, это моя злосчастная судьба привела нас сюда, на забытый Небесами остров. Ведь это мне не хватило силы и ума справиться с завистниками и интриганами. В конечном счете, я плохо позаботился и о собственной семье: ты, совершенно безвинный, последовал за мной в ссылку… и я никогда теперь не увижу свою дочь и своих внуков. Ежедневно молю богов и покровителей семьи Ким, чтобы моя слабость не ударила по ним слишком больно.

— Отец…

Министр вновь остановил его поднятой ладонью.

— Но теперь я понял: вовсе не моя судьба вела нас, а твоя собственная. Я долго противился ей, можно сказать, прятал тебя от твоего будущего. Но как люди могут игнорировать божественную волю? Судьба принесла тебя сюда, а заодно и меня, как морская волна, подхватывающая разом все нужное ей и ненужное.

— Отец, — выдавил Сон Ён. — Я… я не понимаю… О чем вы?

— От меня уже ничего не зависит, — словно не слыша его, продолжал Ким Хён Чжи. — Теперь ты должен повиноваться лишь Великим Хранителям. Делай, что должно, и не оглядывайся. Ни на кого из нас.

Старик скрылся в дверях дома.

А его сын остался сидеть во дворе, озадаченный и смущенный. Хотя отец говорил странно и непонятно, Сон Ён в этот раз ни секунды не сомневался в ясности его рассудка — министр Ким вдруг превратился в себя прежнего: решительного, резкого, волевого. Уверенного в своих суждениях и высказываниях. Ничего больше добиться от него не удастся — уже сказал, что хотел, и вверил сына его неведомой судьбе…

Сон Ён огляделся, словно ожидая, что эта самая судьба возникнет перед ним в душном мраке вечера. Явится, поманит за собой. Или хотя бы кинет россыпь загадок-подсказок. Что значит «повиноваться Великим Хранителям»?

Четверо священных животных, духи-хранители страны, издревле стоят на страже четырех сторон света. Зеленый дракон Чхоннён защищает восток, белый тигр Пэкхо — запад. Огненная птица Чуджак бережет страну с юга, а черный воин Хёнму-черепаха — с севера. Самый близкий к ним сейчас Чхоннён, с ним могут говорить шаманки и, как уверяет бабушка мелкой, даже островные ныряльщицы… Как он — обычный человек из плоти и крови, не наделенный даром видеть духов, — может исполнить волю Хранителя? И с чего отец решил, что такова его судьба?

Сон Ён потер виски, приложил пальцы к усталым глазам. Попробовать расспросить старую хэнё — может, она будет более разговорчива и откровенна? Что ее внучка ничего не знает, молодой человек не сомневался. У той язык как помело, что на уме, то на языке, ни мига не задержится…

* * *

Уф, притомилась-то как! Ха На выпрямилась, опершись на мотыгу, стерла пот с пыльного горящего лица. Принялась вяло обмахиваться шляпой, отгоняя усталость и прилипчивую жару. Засуха, уже третий год пожиравшая материк, в поисках свежей пищи перебралась через Южное море и на остров. Второй месяц ни дождинки, хотя облака на горизонте появляются исправно. Помаячат, дразня надеждой, и исчезают. Сколько уже воды на огород перетаскала, руки отваливаются — земля вмиг жадно проглатывает влагу и только покрывается каменной коркой, которую приходится потом еще и долбить. Этак овощей на кимчи не соберешь! Что уж говорить о рисовых полях: там, по слухам, и вовсе все уже мертво. Пора просить шаманку обряд провести, разбудить крепко заснувших мульквисинов: обленились, забыли о своей обязанности заботиться о дожде, скоро люди вычерпают до самого дна родники-речушки или те сами пересохнут…