Драконов не кормить (СИ)

Потому пока Илидор и Куа ограничивались подножками по дороге в спальное крыло или невзначай опрокидывали один другому тарелки с едой, и ещё крылья плаща Илидора временами хлопали прямо перед носом Куа, вынуждая того с ругательством отшатываться, а ещё то и дело Куа не вписывался в поворот и врезался в Илидора, вышибая из него дух.

На эльфов драконы смотрели очень-очень мрачно, а эльфы очень-очень всерьёз прикидывали, не стоит ли рассовать драконов по камерам, приковать цепями или приструнить машинами, пока вопрос с водой не решится. Останавливало их одно: если у Йеруша, как и у Льода, ничего не получится и Донкернас придётся-таки снимать с места – им придётся доставать из камер много крайне недовольных драконов, которые устроят тут ёрпыль знает что.

Немного разрядить эту ситуацию без дурацких попыток сделать мрачных драконов и эльфов весёлыми могло только одно: некто, раздражающий тех и других одинаково и заставляющий тем самым ощущать какое-никакое единение. Очень удачно, что в Донкернас приехал Йеруш Найло.

Из обрывков фраз других драконов Илидор понял, что этот эльф им не понравился, что он проявлял к драконам совершенно ненужный интерес и вообще он странный. Но чем больше драконов возвращалось в Донкернас, тем менее откровенными становились разговоры в спальном крыле: никто не знает, сколько драконов-шпионов сейчас вокруг, зато все знают, что они здесь есть.

Из своего «далеко-далеко» Йеруш вернулся совершенно неожиданно и почти тут же наткнулся на Илидора.

Был полдень, Илидор в драконьем облике стоял недалеко от своего любимого дерева бубинга. Стоял, растопырив крылья, глубоко вдыхал запах зреющих сливянок, сухой травы и пыли. Высматривал солнце, которое залезло в перину облаков и делало вид, что не видит внизу никакого золотого дракона. Илидору отчаянно хотелось летать, он тянул шею и тревожно елозил хвостом по траве, его крылья дрожали, наполненные воздухом…

Золотой дракон уговаривал дышать глубоко и крепко стоять лапами на траве, никуда не подпрыгивая, ведь истосковавшийся по небу дракон может подпрыгнуть так, что в следующий миг ударится головой о «крышку» над Айялой. Мычал бессловесную тревожную мелодию и почему-то ужасно хотел посмотреть в глаза солнцу, которое притворялось, будто его здесь нет.

И тут вдруг незнакомый голос рядом с ним воскликнул:

– Это что?

Дракон обернулся. На тропе, только что вынырнувшие из зарослей сливяника, стояли вторая помощница Теландона Альма Охто (кроваво-красные глаза, черты лица, об которые можно порезаться, извечно сложенные на животе в «замок» пальцы) и незнакомый Илидору эльф.

При первом же взгляде на него золотой дракон понял: это Йеруш Найло.

Даже если бы вместе с ним подошла ещё целая армия незнакомых эльфов, золотой дракон бы всё равно понял: Йеруш Найло – именно он.

Эльф был высоким, даже чуть выше Альмы, вышагивающей в своих любимых накаблученных сапогах. Эльф был тощим, прямо-таки болезненно тощим даже по сравнению со своими тонкокостными сородичами – вот бы кого показать Диеру Ягаю, чтобы ужаснулся как следует! На Йеруше была мантия, что показалось Илидору странным – зачем учёному обряжаться в одежду магов? Даже маги редко носили мантии в повседневности, а учёному она… кажется, незачем, но на Йеруше мантия смотрелась настолько естественно, что хоть сейчас отправляй его на какое-нибудь сборище колдунов, куда временами ездит Теландон. Только казалось, будто под чёрно-сиреневой мантией Йеруша Найло нет тела, а кисти рук с длинными чуткими пальцами просто пришиты к рукавам.

Найло весь был хищная нервозность, неуёмность, он не стоял на месте, даже стоя на месте, и его мантия шевелилась, будто от ветерка, хотя не было тут никакого ветерка. Тёмно-русые волосы тоже шевелились на вороте мантии и на откинутом капюшоне, будто эльф слегка покачивал то ли головой, то ли плечами. Отследить движения трудно – они лишь намечены, то ли есть они, то ли нет. Зато пальцы подёргивались совершенно явственно, и горло напрягалось – видимо, эльф безостановочно вёл сам с собой бессловесную беседу.

Завораживающе-жутким было его лицо. Деликатные, аккуратные черты, словно осторожно намеченные угольком на холсте: высокие скулы, чистый лоб, тонкий маленький нос, острый и упрямый подбородок, тёмные брови – тоже как будто терпеливо прорисованные короткими штрихами. Яркие узкие губы подрагивают в хищной улыбке, открывают мелкие зубы, такие ровные и гладкие, что в голову Илидора сама собой прыгнула картина: беззубый эльф, нервически улыбаясь, бродит по бескрайнему, до горизонта, полю, усыпанному зубами, и выбирает из них двадцать восемь одинаковых. Совершенно одинаковых, безупречно взаимозаменяемых, остро-округлых.

И каждая чёрточка лица Йеруша Найло пребывала в постоянном движении, словно ей было тесно в очерченных рамках, словно она пыталась вырваться: губы подрагивали, ноздри трепетали, брови хмурились и качались на лбу туда-сюда, и всё это лишь обрамляло огромные, дикие сине-зелёные глаза, при взгляде в которые хотелось отпрянуть с воплем.