Драконова воля. Книга вторая

Это максимально неподходящий момент для откровенного разговора, но я решила больше не откладывать. И вот так, пока Блейн решал, оторвать ли мне голову или задушить, я начала рассказывать все с самого начала.

Пока я не договорила, мне не было задано ни одного вопроса. Поначалу Блейн слушал меня, стоя позади, и его пальцы касались моей шеи, но потом он вернулся в кресло и слушал, глядя в огонь. Когда я закончила говорить, мой голос немного осип, и в горле пересохло, но не было ни страха, ни сожаления. Я не только Блейну рассказывала, но и самой себе — честно, без прикрас и преувеличений. И мне стало легче, словно я переложила часть ответственности на плада.

Он молчал и смотрел в камин, в котором горел совершенно обычный огонь без тьмы и зелени.

— Да уж, — протянул Блейн, наконец. — Твоя страсть к переодеваниям не поддается контролю. Тогда ты могла пересидеть в комнате, а вместо этого оделась в ллару и спасла меня.

— Твои люди выглядели очень устрашающе, — в свое оправдание сказала я, — и я перепугалась, как бы они ни перерезали всех в храме.

— Но если бы не получилось меня спасти, и твой обман вскрылся, они зарезали бы тебя.

— Действительно зарезали бы?

— Не обязательно, но потрепали бы изрядно. Дамочки, выдающие себя за ллар, доверия не вызывают. А дамочки твоей внешности — тем более.

— Вот поэтому я и люблю маскироваться. Моя внешность — моя проблема.

— Не переживай, скоро твое личико потеряет свежесть, и на смену придут новые красотки, моложе и эффектнее. И подозревать во всех смертных грехах будут уже их.

— Спасибо, ты умеешь успокоить, — усмехнулась я и почесала зудящую голову.

— Забавно, — произнес Блейн, откинувшись в кресле. — А я вообразил, что в моем случае сыграла та самая «драконова воля». Еле успел в храм, ллара еле согласилась спасти… а оказалось, меня спасла ты.

— Разве ты веришь в драконову волю?

— Когда тебя вытаскивают с того света, поверишь во все что угодно, — вымолвил плад и прикрыл глаза.

Я ждала еще реакции, еще вопросов, но мужчина так и сидел в кресле с закрытыми глазами. Приподнявшись, я посмотрела на него внимательнее.

— Ты что, спишь? — возмутилась я.

— Да, и тебе бы не помешало.

Он спит после того, как я рассказала ему все, душу наизнанку вывернула! Впрочем, вспышка моего возмущения погасла очень быстро, потому что я и сама дико устала.

— Ладно, — с досадой сказала я, — я бы тоже поспала. Найдется местечко?

Мне снился сон: тьма подползала ко мне, тянулась щупальцами, но я не могла двигаться и была вынуждена наблюдать, как меня накрывает мрак. Резко открыв глаза, я увидела Блейна; рука мужчины зависла над моим лицом. Мое пробуждение плада не смутило, и он сделал то, что намеревался — коснулся моей щеки, точнее, шрама на моей щеке.

— Зависть, — произнес он, очерчивая пальцем бугорки поврежденной кожи. — Кинзия намеренно ударила по лицу.

— На мое счастье, я хорошо умею гримироваться, — ответила я, глядя в лицо Блейна.

Он уже не выглядел усталым; на нем был все тот же винно-красный халат. Чисто выбритое бледное лицо, красивое и правильное, как с картины, казалось более молодым с утра. Не будь Блейн таким высокомерным и насмешливым, его лицом можно было и залюбоваться — такая гармония черт редка.

Но глаза все портят, точнее, их выражение: иглистый холод, ядовитая зелень… самое теплое, что я когда-либо в них видела, это злая веселость. Я и сейчас не знаю, по какой причине Блейн стал помогать мне: то ли потому, что сыграл свою роль окаянный вдовий напиток, напомнивший ему о матери, то ли потому что… а почему, собственно, еще ему помогать мне?

— Что ты почувствовала, когда увидела себя со шрамом? — спросил Блейн, продолжая касаться моего лица.

— Ужас, — прошептала я, вспоминая те дни в Колыбели.

— Настолько страшно потерять красоту?

— Настолько. Это единственное, за что меня ценили.

— Так ты помнишь прошлое?

— Нет.

— Тогда почему говоришь так уверенно?

Я вздохнула и приподнялась; Блейн опустил руку. Протерев глаза и зевнув, я ответила:

— Когда я пришла в себя на алтаре в храме, то ничего не помнила, кроме имени, возраста, да того, что родилась летом. Империя была для меня новым миром, да и весь мир был для меня незнаком. Память была пуста, но когда я разговаривала с людьми и пладами, когда узнавала что-то новое об империи, то у меня уже было на все сформированное мнение. Перерождение стерло мою память, но не стерло личность.

— Я отправлюсь в архив, чтобы узнать о Риччи больше. Быть может, навещу кого-то из чистокровников в темнице, чтобы потолковать. Ты же останешься здесь, в доме. И если ты…

— Никакого самоуправства, — перебила я мужчину. — Буду сидеть тихо, как мышка.

— И не забывай про свой маскарад. Для твоего же блага.

— Конечно.

— Вот бы всегда ты была так покладиста, — усмехнулся Блейн и, поднявшись, пошел к выходу из гостевой комнаты. Ну ладно, комнатушки, и явно не гостевой, а для слуг.