Драконовское наслаждение

А потом меня отодвинули в сторону сильные руки, эти же руки осторожно ощупали тело Карпова, пальцы правой руки на несколько мгновений прижались к шее кота, и на лице Арлекино появилась облегченная улыбка:

– Он жив! Пульс есть, хоть и слабый! Его надо срочно в ветклинику доставить! Атос, дуралей, как же ты меня напугал!

– Атос? Это не Атос, это Карпов, Карпушка, мой кот.

– Ошибаешься, это мой кот. К вам он ходит семью навестить, а живет со мной. Я его маленьким слепым котенком на берегу озера подобрал. Видимо, кто-то из местных выводок топил, а этот не захотел умирать и выплыл. Мы с ним уже пять лет вместе, Атос парень преданный и верный, свое имя полностью оправдывает. И умница редкостный!

– Это я заметила. Так что делать будем?

– Ты неси Атоса...

– Карпова!

– Да как хочешь называй, главное – к врачу побыстрее его доставить!

– Но как же Кульчицкий? Его нельзя отпускать!

– А придется!

Сиплый, сдавленный, сочившийся черной злобой голос заставил едва улегшиеся волоски на моей коже снова вздыбиться. А еще неудержимо захотелось вслед за Кошамбой выгнуть спину и яростно зашипеть, прижав к голове уши и оскалив клыки.

Но я могла лишь медленно, словно преодолевая сопротивление ставшего вдруг тягучим воздуха, повернуться.

То же сделал и Арлекино, но он еще и успел подняться, выпрямившись во весь свой немаленький рост.

– Ну ты и урод, приятель! – брезгливо поморщился Кульчицкий, держа нас под прицелом пистолета. – Подобного выродка я еще не встречал.

– Здесь только один выродок – это ты! – М-да, не очень солидный крик получился, от бессилия мой голос сорвался на визг.

Но Гизмо меня словно не слышал, с отвращением рассматривая напряженно замершего Арлекино:

– Так вот кто у моей няньки Марфы родился, оказывается! А все считали, что ее ребенок умер, маман моя жалела бедняжку, подарочки дарила, в доме оставила даже после того, как я вырос. То-то Марфушка надо мной слезы проливала, заботой своей душила, конечно – свой-то сынок чудищем оказался! Интересно, с кем Марфушка трахалась в молодости, что такое чудо-юдо выродила? С крокодилом, что ли? Вот извращенка, а?

– Заткнись! – В голосе Арлекино снова звякнул ледяной металл. – Не смей так отзываться о моей матери! Именно благодаря ей ты пока на свободе, и вообще жив. Если бы не моя клятва ей, ты бы уже давно в своей пыточной пещере разлагался. А в лучшем случае – в тюремной камере гнил, где урки из такого красавчика быстро Машку сделали бы.

– Ну, спасибо Марфушке, раз такое дело, – ухмыльнулся Кульчицкий. – Но я все равно велю матери, чтобы она выгнала бабу из дома. Видеть ее не хочу! Бр-р-р, противно как – она меня лапала теми же ручищами, что и своего выродка!

– Не лапала, а обнимала, – это снова был тот же звучный, резонирующий от стен пещеры голос. – И целовала. И любила тебя до безумия. И любит до сих пор, даже несмотря на то, что знает, что вырастила свихнувшегося подонка и убийцу.

– Бла-бла-бла, – поморщился Гизмо. – Прямо сейчас разрыдаюсь от умиления! Ладно, хватит болтать, у меня на это нет времени. Все, что мне было надо, я узнал, обе проблемы любезно собрались в одном месте и стоят так кучно, так что – адье, ребятки!

И грохнул выстрел.

Но за мгновение до этого я почувствовала такое же давление в ушах, как тогда, перед появлением Арлекино.

Давление это кувалдой обрушилось на Кульчицкого, шарахнув так, что ублюдок едва устоял на ногах. И пуля, нацеленная в голову Арлекино, сменила траекторию.

Вот только мимо она все же не пролетела...

Арлекино сдавленно охнул и схватился за левое плечо, давление тут же исчезло, и Гизмо, оскалившись, прицелился еще раз.

Но выстрелить не успел.

Из темноты тоннеля с ревом рванулось что-то жуткое и кровавое, это что-то буквально смело Кульчицкого с ног и, хрипя, принялось душить красавчика.

– Нет!!! – Сквозь прижатые к ране пальцы обильно сочилась кровь, но голос Арлекино остался таким же мощным и властным. И давление снова комаром зазвенело в ушах. – Оставь его!

– Не могу, Великий! – выдохнуло что-то, и только тогда я узнала в этом израненном существе Афанасия, считавшего Кульчицкого богом. – Этот ... должен сдохнуть! Поднявший руку на бога не смеет поганить собой землю!

– Я сказал – оставь его!!!

Давление усилилось, я невольно вскрикнула и закрыла руками уши, Кошамба жалобно мяукнула и прижалась к телу Атоса-Карпова, а горбун выпустил из рук шею своей жертвы и обессиленно рухнул рядом.

– Вот так, – кивнул Арлекино, – а теперь...

Нет, не так.

Жуткий, предсмертный сип, последний бросок с непонятно откуда взявшимся ножом, и Афанасий затих. Навсегда.

Но хрип не исчез. Только теперь хрипел и сучил ногами Гизмо, с ужасом глядя на торчавшую из его живота рукоятку ножа...

– Ну вот, – облегченно вздохнула я, – все разрешилось и без тебя. Ты сделал все, что мог, но там, наверху, решили иначе, и эта скотина получила по заслугам.

– Нет.

– Что – нет? Ну что еще? Только не говори, что ты...

Он и не говорил. Он действовал.