Драконовы сны

– Мне нечего тебе ответить, двараг, – сказал он. – Хотя… Может быть, ты знаешь: в речках водится такой червячок – волосатик, длинный, очень тонкий. Чёрный такой, на ниточку похож с двумя узелками. Когда я был маленьким, одна деревенская бабка любила пугать ребятню всякими россказнями, так вот, однажды она сказала про волосатика, будто он такой острый и тонкий, что если на его пути подставить руку, то может отрезать пальцы, и чтобы мы ни в коем разе этого не делали. Ну, пацаны все слушали, развесив уши, а я… Я просто пошёл к реке и поймал волосатика. И оказалось, что ничего он не режет – самый безобидный водяной червяк. С тех пор я думаю, что если бы я тогда этого не сделал, до сих пор, наверное, боялся волосатика. Наверное, это и есть то, что меня гонит. Не хочу бояться, ненавижу. Мне обязательно нужно «поймать волосатика», чтобы жить потом спокойно. Вот и весь мой «кодекс». Я понятно говорю?

– Я понимаю, – Ашедук кивнул. – А если бы тебе отрезало пальцы?

Жуга пожал плечами:

– А я сперва палочкой проверил.

Двараг рассмеялся.

– Да, – он поскрёб в бороде. – В чём-то ты прав. Когда случается беда или несчастье, поздно выяснять, кто виноват. И ты не выясняешь. Что ж, пока тебе везёт – даже враги ухитряются тебе помогать, примерно как в одной людской притче. Суть её вот в чём: однажды купец повёл караван в пустыню, а два человека из зависти задумали его убить. Но не сговариваясь, а каждый сам по себе. Один подсыпал яд в бурдюки с водой, а другой проколол эти самые бурдюки. Потом, когда их спрашивал судья, первый сказал: «Конечно, отраву я в воду подмешал, но ведь вода вытекла, и умер купец не от яда, а стало быть, я не виновен в его смерти», на что второй заметил: «Да, бурдюки я проколол, но сделал это я с благой целью, ведь если бы я их не проколол, купец бы умер не от жажды через неделю, а после первого глотка!»

– И что? – травник казался заинтересованным.

– Обоих оправдали. Но ты, по-моему, не понял смысла притчи.

– Вот как? И в чём этот смысл?

Ашедук ответил не сразу. Травник ждал. Гном поставил кружку на стол и сплёл пальцы рук на пряжке изукрашенного пояса. Откинулся назад.

– Я ничего не замышляю против тебя, – сказал двараг. – Мне всё равно, чем кончится ваш отход на север. Но у меня свои планы, и они касаются только меня и моего, некогда великого, а ныне разбитого на осколки народа. Это моя игра, не твоя. Другие говорят «спасибо» и травят воду, как только поворачиваешься к ним спиной. Я проколю твои бурдюки, если узнаю, что в них яд. Но помни, что купец в итоге умер. Со временем ты всё узнаешь, обещаю. И ещё… – Гном снова сделал паузу, и Жуге показалось, что следующие слова дались ему не без внутренней борьбы: – Я… благодарю тебя, Лис, за то, что ты позволил мне и Орге плыть с тобой.

– Ашедук, – медленно проговорил травник. – Меня зовут Жуга. Когда-то звали Ваха.

Гном взглянул травнику в глаза.

– Тордион, сын Лаутира, – сказал он. – Государь Свободных тангаров.

– Вот, значит, как, – нахмурился Жуга. – Не ожидал… Теперь я вспоминаю, где мог видеть твоё лицо. А ты похож на своего отца.

– Все мы похожи на своих отцов.

– Знал бы Вильям, с кем он плывёт на одном корабле… А кстати, – травник огляделся, – где Вильям?

– Вышел пять минут назад, вместе с Гертой.

– С Гертой? – Жуга вскочил. – Яд и пламя! Извини, мне срочно…

Он рванулся к двери, однако ему пришлось задержаться, ибо Ашедук ухватил его за руку. Травник обернулся. Опустил глаза.

В руках у гнома был кинжал. И очень острый.

– Ты зря ушёл без меча, – спокойным голосом сказал двараг. – Это чужой город, и гораздо более опасный, чем ты думаешь. Не могу тебе дать свой топор, но не хочу, чтобы ты шёл безоружным. Возьми вот это. Просто так, на всякий случай. И будь осторожен.

Травник помедлил и сжал в ладони оплетённую золотой проволокой рукоять. Потрогал пальцем лезвие в едва заметных холодновато-синих муаровых разводах. Поднял взгляд.

– Спасибо, – сказал он. – Я знаю, сколько стоит гномья сталь. Аой.

– Аой.

* * *

После тёплых запахов таверны ледяные зубы холода вонзались особенно глубоко. Жуга передёрнул плечами, поёжился. Огляделся. Улица была пуста, туман сливался с темнотой. Фонарь над входом качало. Если не считать бледной, еле видимой луны, это был единственный источник света на улице. Травнику, конечно, это не было помехой – он прекрасно видел в темноте.

Но не в тумане.

– Вильям! – позвал он. – Герта!

Ответом была тишина. Одна из собак поднялась и неторопливой трусцой перебежала на другую сторону улицы. Когти негромко цокали по грязному булыжнику мостовой.

– Вильям, где ты, чёрт тебя дери?!

В сточной канаве напротив таверны возникло шевеление, собака фыркнула и отбежала в сторону. Травник поспешил туда.

Вильям лежал на спине, нелепо, как младенец, двигая руками и ногами. Все его попытки выбраться из канавы неизменно терпели неудачу – бард был жутко пьян и совершенно потерял ориентировку. Вдобавок, на лбу его набухала шишка. Жуга помог Вильяму вылезти, поставил на ноги и похлопал по щекам, пытаясь привести в себя.

– Где Герта? – рявкнул он. – Герта где?!