Драконовы сны

– Ну эти… как их… химеры. – Румпель поднял взгляд и, видя, что его не понимают, пояснил: – Ну, твари каменные. Которые на соборе сидят. Видал, небось?

Под глазом у Щербатого ещё не до конца зажил фингал, оставшийся после памятной драки. Телли почувствовал неловкость.

– А, – сказал он. – Ну. Чего надо?

Напряжение не отпускало. Украдкой Телли бросил быстрый взгляд по сторонам, но ни Отто, ни Рябого не обнаружил. Щербатый замялся.

– Да я просто шёл, вот… Вижу, вроде, ты. Стоишь…

Тил помедлил, прежде чем ответить.

– Ты вот что, Румпель… Знаешь, что… Иди своей дорогой.

– Да я что, я так… – замялся тот. – Я только сказать хотел, чтобы ты по нашей улице ходил. Когда хочешь. Отто говорит, что опосля того, как этот… друг твой рыжий в «Петухе» всю Шнеллерову банду покрошил, с таким лучше дружбу водить, чем враждовать… Ты на меня зла не держишь, а, Тил? Не держишь, а?

Телли растерялся. Чего-чего, но что Блошиная Канава вдруг пойдёт на мировую, он не ожидал. Как себя теперь вести, он совершенно не представлял.

– Да ладно, чего уж… – буркнул он.

– А меня Максом звать, – заявил Щербатый, мгновенно повеселев. – Румпель – это пацаны придумали. Нос, говорят, у тебя большой, вот и прозвали так.

Слова из Макса хлынули потоком, словно открылись невидимые шлюзы. Телли повернулся лицом к помосту и слушал вполуха. Румпеля это, похоже, нисколько не смутило. Меньше чем за пять минут Телли успел узнать, что Макс – сын местного торговца рыбой, а с бандой Отто водится постольку, поскольку невозможно жить у западных ворот и с нею не водиться, что Отто дома не ночует никогда, поскольку папаша у него – известный пьянчуга, а матери нет вовсе, что Рябого по-настоящему зовут Гансом, и что вообще он парень неплохой, но трусоват, и дальше-больше-обо-всех-про-всё. Он говорил и говорил без умолку и вскорости успел изрядно Тилу надоесть. Сказать же ему: «Поди прочь» было как-то неловко, не потому, что не хотелось ссориться, а просто и без этого проблем хватало. Телли был противен этот разговор. В этой «дружбе» был оттенок того самого «унижения пополам со страхом», о котором говорил Рудольф. Заводила Блошиной Канавы и тут стремился выгадать что-нибудь для себя – не власти, так безопасности. Всё это выглядело глупо и нелепо, и Телли попытался сосредоточиться на представлении.

А на сцене тем временем и впрямь начиналось интересное. Силач со своими железками убрался. Канатоходец – вертлявый парнишка, обтянутый лоскутным, ромбами, трико, схватил зелёное яблоко величиной с кулак, вскарабкался повыше и подвесил его на бечёвке к канату. Парнишка с лютней примостился на краю помоста, свесив ноги и тихонько пощипывая струны, а акробатка встала чуть поодаль, держа в руках три дротика и чёрную повязку. Канатоходец посмотрел на девушку, та на канатоходца, оба кивнули, и парень проворно пополз по канату.

– Хэй, горожане! – выкрикнул он, повиснув на руках и сверкая голыми коленками. – Вон яблоко висит, всем видно?

Толпа нестройным жидким хором подтвердила, что яблоко там и впрямь висит, и видно его всем, мол, эка невидаль – яблоко висит, да и вообще.

– Ха! – парень изогнулся и ловко подтолкнул его пяткой. Яблоко закачалось. – А как вы скажете, возможно ли попасть в него дротиком на пяти шагах?

Толпа вразнобой загомонила, что вообще навряд ли, но, может, и можно.

– А ежели с закрытыми глазами, тогда как?

Толпа откашлялась, похихикала и однозначно заявила, что уж вот этого никак не можно.

– Ха! – канатоходец, казалось, торжествовал. – Нора! Давай!

И спрыгнул вниз, заставив яблоко качаться ещё сильнее. Девушка быстрым движением завязала себе глаза, помедлила, затем последовал короткий взмах руки, и оперённая стрелка настигла яблоко на лету. Народ загомонил и полез поближе к помосту. Прежде чем яблоко успело качнуться туда и обратно, ещё два дротика вонзились ему в бок, и девушка сняла повязку. Толпа разразилась одобрительными воплями, в подставленную парнем шапку полетели медяки.

– Ага! – канатоходец выскочил на сцену, быстро выдернул и вернул девчонке дротики. – Ещё хотите?

Вновь яблоко качнулось на верёвке, вновь дротики нашли свою цель, и снова разноцветный акробат вскарабкался наверх.

– Кто хочет бросить сам? Кто хочет? – крикнул он, размахивая рукой с зажатыми в ней дротиками. – Пять талеров тому, кто попадёт! Хотя бы раз! С открытыми глазами, господа! Ха! Ну-ка, кто?

Какой-то зритель влез на сцену, хапнул дротики и после долго целился, смешно отставив зад, промазал все три раза и слез обратно под весёлый смех и улюлюканье. За ним последовал второй, с тем же результатом, а после – третий. Арлекин в цветном трико дурачился у них за спиной и передразнивал, вызывая в толпе взрывы хохота.

– Не попадут, – уверенно сказал у Телли за спиной Макс-Румпель. – И вообще никто не попадёт, куда им. Этих сызмальства учат стрелки бросать, вишь, как девка насобачилась. Даже и не спорят, сразу деньги сулят… Эй, ты куда?

А Тил и в самом деле вдруг шагнул вперёд.