Драконовы сны

Травник медленно проваливался в сон. Лоб болел. Ломило раненую руку. Корабль качало, широкий полосатый парус то и дело хлопал, заставляя Жугу вздрагивать и открывать глаза. Но все было спокойно. Все так же спали викинги, лежали раненые и бодрствовали вахтенные. Корабль плыл. Травник поплотней укутывался в плащ и снова начинал клевать носом, когда во время одного из таких пробуждений вдруг с удивлением обнаружил, что парус кнорра из квадратного стал круглым и вертится.

— Что за черт… — пробормотал он. Провел ладонью по лицу. Прищурился. Длинноногую фигуру человека, стоявшего возле мачты, от пояса и выше скрывало парусное полотно. — Что там у вас творится? Это ты, Хельг?

— Нет, не я, — донесся сквозь шум ветра чей-то голос. Обтянутые клетчатым трико ноги пришли в движение, фигура гибко проскользнула на корму корабля и схлопнула зонтик, который держала в руках. Именно его Жуга спросонья и принял за парус.

Зонтик был черным.

— Олле! — выдохнул Жуга.

— Вот теперь угадал, — канатоходец был сегодня необычайно серьезен. Посмотрел на небо. — Далеко же вы, однако, забрались.

— Зачем ты пришел?

— Посмотреть. Проведать. Предупредить, — циркач забросил зонтик на плечо и отставил ногу. — Не могу же я бросить вас на произвол судьбы, после всего, что вы перенесли.

— Предупредить? — Жуга нахмурился. — О чем? Если это опять твои глупые загадки, то лучше бы ты нас и в самом деле бросил.

— Ну, не такие уж они и глупые, — возразил тот. — Разве ты не из-за них решился плыть?

Жуга помолчал.

— Послушай, Олле, — сказал он наконец, — для чего ты все это делаешь? Кому ты служишь? Богу, черту? Или, как все мы, подчиняешься игре?

— Ну почему я обязательно кому-то должен подчиняться! — фыркнул тот. — Не бойся, я не черт. Да и потом, что мне игра? Хотя ты прав, игре я подчиняюсь. Но то игра совсем другая, не та, что у тебя в мешке. Она большая, имя ей — весь мир, и не только он один.

— Чем попусту болтать, скажи мне лучше вот что… — здесь Жуга замялся. — Гертруда это лис? Она — лис?

— Он лис, — поправил его Олле и махнул рукой. — Хотя какая разница!

С лисой из капкана

И дочкой поганой

Кончай, не смущаясь.

Да жаль не достану

Петли и аркана

И сам убираюсь.

С этими словами Олле встал и, кажется, и в самом деле собрался уйти.

— Эй, эй! погоди, погоди… — Жуга поднял руку. — А как же обещанный совет?

— Разве тебе мало? — Олле поднял бровь. — А впрочем, ладно, мне не жалко, вот: ищи то место, где гнездятся копья.

— Гнездятся… копья? — с недоуменьем повторил Жуга. — Ты с ума сошел! — он стукнул в борт обеими руками. — Неужели ты не можешь хоть раз помочь мне нормально, по-человечески?

В этот миг сквозь посвист ветра и грохот волн до травника донесся отдаленный звон. Жуга напряг слух.

— Что это?

— Колокол, — ответил тот спокойно, как ни в чем не бывало.

— Что? — травник вскинулся, нахмурил брови. — Какой колокол? Откуда здесь колокол? Мы близко к берегу? Зачем он звонит?

В его голосе проскальзывали нотки истерики. Олле взглянул на травника как-то странно и пожал плечами.

— Никогда, — сказал он, — не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе. А потому — просыпайся, Лис. Игра продолжается.

И Олле исчез.

Жуга открыл глаза и сел, растерянно оглядываясь. Размял затекшую ногу, поморщился. Было темно. Корабль мчался в ночь. Сквозь дымчатые перья облаков проглядывали звезды и луна. Злой ветер и не думал утихать, нес брызги, снежную крупу и дыбил волны. Хлопья пены залетали на палубу. На возвышении у кормы светил фонарь, заправленный китовым маслом. За кормовым веслом стоял Хуфнагель и тревожно вслушивался в грохотанье бури. В зубах его теплилась трубка.

— Гальберт! Ты слышал что-нибудь? — окликнул его травник.

— Дык это… вроде, как звонят где-то, — неуверенно сказал тот и так же неуверенно добавил: — А могет, и не звонят, а только блазнит. Ветер потому что. — Он потянул носом воздух. — Ого, и снег кажись пошел! После табаку не сразу почуешь, идет снег или нет. Моя-то дома запрещает мне курить…

— Да помолчи ты!

Ветер на мгновение притих, и травник отчетливо услыхал очередной удар колокола. В оцепенении Жуга взглянул на Гальберта, затем бросился к Яльмару и принялся его трясти.

— Яльмар! Яльмар, очнись!

— А? что? — варяг, еще не до конца проснувшись, завертел головой и пошарил рукой под лавкой в поисках топора. — А, это ты… Чего орешь? Где мы?

— Слушай!

Придерживая хлопающий на ветру плащ, Яльмар перебрался на нос корабля. Долго всматривался в хаос бушующих волн. Удары колокола слышались все отчетливее. С минуту Яльмар молча слушал их, нахмурив лоб и что-то вспоминая, затем лицо его вдруг исказилось пониманием, он охнул и, не глядя под ноги, прямо по телам спящих понесся на корму.

— Маяк! — взревел он, перекрикивая бурю. Оттолкнул Хуфнагеля и навалился на весло, разворачивая корабль. — Это Дуврский маяк! Это мели Гудвина, нас несет прямо на них!

Парус хлопнул и заполоскал. Обвис. Кнорр развернуло, закачало на волне. Гальберт не удержался на скользкой палубе и со всего маху сел на скамью.

— Дык как же… Дык ведь буря, я же…