Драконовы сны

За время плаванья Нелли стала разговорчивей, общительней; в глазах её проглянул интерес. Девчушка впитывала мир, как губка впитывает воду. И вместе с этим отдалялась от Жуги, как будто сторонясь всего, что связывало травника и Герту. А может, не поэтому, а просто по своей природе: так дочь, взрослея, сторонится и уходит от отца. Жуга не знал, как с ней теперь себя вести, и потому не вёл никак. На вид ей было лет четырнадцать, в Исландии, в доме Сакнуса она впервые уронила кровь и потому занемогла по женской части. Жуга был рядом, но уже не так как раньше. Непрочный мостик дружбы и тепла, возникший между ними изначально, так и не смог окрепнуть. Но и не исчез совсем. Исчезло прошлое, включая её знания и колдовские навыки, и вот привыкнуть к этому Жуга не смог, да и не очень-то стремился привыкать. И только иногда, когда накатывала грусть или задумчивость, девчонка становилась вдруг похожей на Гертруду. И память Нелли в эти дни бывала словно палимпсест[36], где под написанными сверху строчками нет-нет, да проступали вдруг затёртые слова. В такие минуты травник её сторонился, боялся, что прошлое выскочит, сорвёт печати старой памяти и вновь ударит. В конце концов, стрела ведь выполнила самое заветное желание Герты, и кто мог поклясться, что им не было желание забыть? Зато теперь всё чаще Тил и Нелли были вместе, по ночам сидели на носу, и Тил рассказывал про звёзды, про моря, про своего дракона, но никогда – про то, что было с Гертой. Про это Телли и Жуга условились молчать, и наверное правильно условились. Две недели тому назад, когда кнорр уже миновал Хук-ван-Холланд, Жуга впервые услышал, как она смеётся.

– Может быть, пойдём? – в который уже раз предложил Золтан.

Жуга поправил капюшон плаща. Нахохлился.

– Не знаю. Ты иди. Я тут побуду.

– Я подожду тебя внизу. Зайду пока, куплю чего-нибудь поесть.

Травник дёрнул плечом: «Покупай», и тот неслышно ушёл.

Небо из синего стало сине-зелёным. Багровел закат. Травник не видел всех его цветов, но всё равно смотрел, как зачарованный. Туман клубился и густел, обретал очертания. Всё становилось расплывчатым, значительным. Загадочным. «Рожденье года, – думал травник. – Почему начало завсегда такое блёклое? А ведь взять к примеру осень, так та наоборот – сплошная мешанина красок… Почему? Как будто кто-то хочет нарядиться в последний раз и после умереть.»

Земля внизу притягивала, поворачивалась медленно. Жуга сморгнул – впервые у него при взгляде вниз кружилась голова; он вздрогнул и поспешно отвёл взгляд. Что-то изменилось, только перемены были незаметны. Как стихия воздуха, которая меняется незримо.

«Он что-то сделал, – подумал Жуга. – Он что-то сделал, тот дракон… Что-то сделал со мною. И я не знаю, что.»

За спиной раздались лёгкие шаги. Остановились.

– Прошлое – поделом, – проговорил Жуга, по-прежнему упрямо глядя вниз. – Это только кажется, что можно всё начать с начала, на самом деле всё возвращается. И жжётся. Может, Герта и была права, когда хотела всё забыть?

Ответили молчанием. Жуга напрягся. Обернулся тихо-тихо. Замер.

Пёс был здесь. Поджарый, мускулистый, он стоял, расставив все четыре лапы, менее чем в четырёх шагах за травником. На мгновение нахлынул страх, нахлынул и тут же прошёл, сменившись безразличием. Пёс не стремился нападать, он просто пришёл и стоял. Шерсть рыжую покрыла ржавчина заката. Щурились глаза.

– Ну что ж, – проговорил Жуга, – всё верно, ведь уже весна. Я так и думал, что один из вас придёт за мной.

«Я пришёл не за тобой»

– Мне всё равно, – Жуга махнул рукой и отвернулся, на какое-то мгновенье потеряв к собаке интерес. Затем вдруг обернулся снова и вгляделся повнимательней.

– Постой. Так ты… из тех, что приходили за огнивом?

Кивок.

– Ах вот как, – травник закусил губу. – Так стало быть, Рудольф…

«Рудольф сам сделал свой выбор. Я тут не при чём.»

– Тогда чего тебе надо? Если причина в деньгах, то я тебе их верну, как только Яльмар уладит все свои дела. Или… Яд и пламя, неужели всё-таки Натан их разменял?

«Оставь себе. Теперь мне уже ничего не надо. Я видел то, что я хотел увидеть. Можешь их менять и тратить – я больше не приду.»

Сны.

Травник на мгновение прикрыл глаза.

Что делал страж сокровищ в бездне сновидений? Для чего явился в город, если деньги теперь были не нужны?

Бездна наплывала. Сны вновь вели дорогой к имени. В который раз Жуга обдумывал всё это и невольно поражался: каким же надо быть невероятным существом, чтобы пользоваться ею для игры!

– Эйнар, – сказал он наконец, открывая глаза.

«Да, это я.»

– Так стало быть, ты вовсе не дельфин.

Пёс сел и стал чесаться словно самая обыкновенная собака. Встряхнул косматой головой. Глаза мерцали в сумерках как два фонаря. Большие такие глаза. Серьёзные. И была совершенно человеческая тоска в их глубине.

«Чья вина, что Рудольф сочинил некрасивую сказку? Может, было бы и так, и я сейчас резвился бы в море, ни о чём не думая. Но он убил меня из-за угла, и вот тогда, наверное, моё желание поменялось. Я хотел лишь только отомстить. Всё это время – отомстить за мою поруганную любовь. Отомстить – и больше ничего.»