Драконовы сны

Жуга почёл за лучшее не отвечать. Неприятности и так в последние дни сыпались на них, как из мешка. Семь человек оставили корабль, опасаясь трудностей похода. Но то были ещё цветочки; когда матросы Яльмара узнали, что с ними поплывёт дракон, то ушли ещё трое. Никакие уговоры, никакие обещания и посулы их не остановили. Теперь от экипажа осталось только десять человек, считая Яльмара. На двадцать вёсел этого было более, чем недостаточно. Яльмар прошёлся по кабакам в надежде набрать кого-нибудь на смену, но люди даже разговаривать об этом не хотели. Двое было согласились, но сам же Яльмар их забраковал, сочтя, что оба слабоваты и не выдержат работы у весла. За два дня удалось найти лишь одного — худого долговязого голландца Гальберта по прозвищу Хуфнагель. Этот с точки зренья Яльмара был тоже хлипковат, но слыл хорошим рулевым, не раз ходившим в море на ганзейских кораблях, и хорошо ориентировался по звёздам. Последнюю навигацию Хуфнагель провалялся дома с головой, разбитой в пьяной драке, и с наступлением зимы остался не у дел, а все деньги ушли на лечение. На предложенье Яльмара он согласился сразу и уже на следующий день явился на корабль с собранным мешком и (удивительное дело!) трезвый.

С драконом тоже возникла проблема, как доставить его на корабль. Золтан раздобыл на стороне возок, который теперь обивали досками от любопытных глаз, но всё равно Жуга с трудом представлял, как им удастся запихнуть в него такую тварь, какой стал Рик. Вся надежда была на Телли. Ещё на днях в корчму вдруг заявились гномы — Орге и ещё один двараг, представившийся травнику как Ашедук, и оба изъявили желание плыть с ним. Жуга решил, что они могут оказаться полезными, хотя Яльмар рассудил иначе. Известие о гномах на борту он ещё стерпел, но когда травник заикнулся, что и Герта думает составить им компанию, взвился на дыбы. В заливе уже намерзал лёд, погода портилась, и всё меньше оставалось надежды, что им удастся выйти в срок, до настоящих холодов.

— Так получается, что надо выбирать, — сказал он наконец. — Знаешь, Яльмар, я и сам сменял бы их всех на одного Золтана.

— Я не верю Золтану.

— А мне ты тоже не веришь?

— Нет, тебе я доверяю, Лис. А Золтану не верю. И этой бабе тоже я не верю. И чего ты к ней так привязался? Ты её трахаешь?

— Яльмар…

— Нет, скажи, ты её трахаешь?

— Яльмар, перестань! Какого чёрта? Это совсем другое. Я… потом объясню.

— Тогда я вовсе ничего не понимаю. Вот что, Жуга, я человек простой, давай начистоту. Всё это дурно пахнет. Думается мне, не ты всем этим верховодишь, только потому я тебе ещё помогаю. Я перед тобой в долгу, ты знаешь, и деньги тут совсем не при чём. Этот эльфский выкормыш сам по себе хитрая гадина, не смотри, что он мальчишка. Может, он и хорош, но каждый раз выслушивать от него всякую дрянь я не хочу. Не желаю. Ему придётся придержать язык, так и скажи. Ох, Жуга, Жуга, чует моё сердце, что-то крутится не так. И ты какой-то не такой стал. Сидишь на месте, нет чтоб выйти поразмяться, погулять, кровь разогнать, баб потискать… Как старик, в самом деле.

— Да что вы, сговорились все, что ли, мне душу скрести?!

— Ну, ты не сердись, я ж не со зла. Конечно, жаль Линору, славная была девчонка, но ведь не одна она на свете! Что ты хочешь этим плаваньем добиться? На хрена тебе вся эта игра, зашиби её Мьёльнир?

Травник обхватил голову руками.

— Не знаю я. Не знаю. Просто… Так надо. Иначе нельзя. А на Телли ты напрасно грешишь — он совсем не такой, каким кажется. Я… Я тебе потом объясню.

— Потом, — вздохнул варяг. — Всё у тебя теперь «потом», ничего нет, чтоб сейчас. Устал я, Лис. Забегался. Прости, что в душу лезу. Друг ты мне ведь, как-никак, от смерти спас. Да наплевать мне на твою игру и на этих городских! Ради тебя плыть согласился. И-эх, ладно. — Яльмар хлопнул себя по коленям. Встал. — Готовь своих драконов, эльфов, троллей, Хёг с тобой. Будем отходить, пока вода не встала. Ежели чего, на островах найдём себе людей. Посмотрим. Может, повезёт. Посмотрим.

— Так значит, выходим? — травник поднял голову. — Когда?

— Завтра.

* * *

Дома близ «Пляшущего Лиса» стояли узким коридором и, как всегда, когда дул ветер с севера, своеобразная «труба» усиливала его порывы многократно. Когда Золтан поменял название корчмы, то заказал и соответствующую составную вывеску, довольно точно срисовав по памяти лису с меча у травника. Жестянщик тоже поработал на совесть, и сейчас, когда прорезное железо гремело и раскачивалось на ветру, казалось, будто лис действительно отплясывает некий странный танец с поклонами и приседаниями. Отсюда, с крыши, этот грохот слышался особенно отчётливо. Было холодно. Над Цурбаагеном зависла сизая морось, почти неощутимая, но вместе с ветром пробирающая до костей. Жуга придвинулся к трубе, прошёлся пятернёй по волосам. Ладонь была мокра. Всё было мокрым вокруг, и одежда, и труба, и черепица. Он помедлил и накинул капюшон. Наткнулся пальцами в кармане на фигурку воина, достал её, вгляделся в тонкие черты. Пальцы гладили гладкую кость, ощупывали, узнавали. Он поднял взгляд и задумался.