Драконовы сны

— Высморкался… — невпопад сказал вдруг Бликса. — А я его веником гонял… — Он выглянул на улицу. — Может, не стоит ему это… у камина спать? Полыхнёт ещё.

Рудольф медленно поднялся и долго смотрел на спящего дракона. Перевёл взгляд на Телли.

— Раньше с ним бывало… такое? — Мальчишка помотал головой. — Ты смог бы это повторить?

— Да я ж не делал ничего! — вскричал Телли. — Он сам!

Старик нахмурился.

— М-да, — он вытер кровь со лба. — Коль так пойдёт и далее… Эй, ты чего?

Бликса, разинув рот, смотрел куда-то в сторону стола.

— Это… — пролепетал лудильщик и указал рукой. — Доска…

— Что «доска»?

— Доска… шевелится.

Рудольф мгновение стоял, соображая, что к чему, затем метнулся к столу.

— Телли! — вскинулся он, — кто передвинулся?

Тот вгляделся в костяные фигурки. Поднял на старика растерянный взгляд.

— Дракон… вроде бы.

— Точно — дракон?!

— Ну… вроде бы.

Все посмотрели на Рика — тот спал, как ни в чём не бывало.

Рудольф, пошарил под стойкой и вынул из коробки кусок мела. Аккуратно пометил на доске все клетки, где стояли фигурки, вытер пальцы о накидку и, ни слова не говоря, отнёс доску на камин. Все молчали. Без слов было ясно: происходит что-то странное.

— Как думаешь, Рудольф, они вернутся?

— Нет, — сказал старик, косясь на Рика, — но я бы не советовал тебе всякий раз надеяться на чудо. Дом они поджечь не смогут, но ходить по городу одному теперь опасно. Дракон, конечно, вещь хорошая, но кто знает, что у него на уме… Жуга ведь учил тебя драться? Ты сможешь за себя постоять?

Телли молча поднял травников посох, повертел его в руках. Тёплое шероховатое дерево уверенно лежало в ладонях. Рудольф был прав. Неважно, что он говорил сегодня — все те слова, что были брошены в толпу, наверное не имели никакого смысла, так — причуда детского ума…

«Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?».

Тил помедлил в нерешительности, отмерил посох себе по росту, наступил ногой и с треском отломил излишек. Посмотрел на Бликсу, на Рудольфа. Те смотрели на него. Он понял, что должен что-то им сказать, и ничего не смог придумать, кроме как ответить:

— Да. Смогу.

* * *

Всю ночь играла в домино.
B таверне воровская шайка
Всю ночь играла в домино.
Монахи выпили вино.

Которая из них урод?

На башне спорили химеры:
Которая из них урод?
B палатки призывал народ…

Тил замедлил шаг. Навострил уши. Забавная песенка, которую с непонятной грустью кто-то пел на рынке, странным образом напомнила мальчишке о событиях в корчме, хотя там не было ни домино, ни этих самых химер, ни хозяйки с яичницей, а при словах: «А утром проповедник серый» Телли почему-то представлялся вовсе даже и не проповедник, а тогдашний парень с факелом. Он подошёл поближе и стал проталкиваться сквозь толпу.

На рынке возятся собаки,
Менялы щёлкает замок.
У вечности ворует всякий,
А вечность — как морской песок.

Он осыпается с телеги, —

Не хватит на мешки рогож.
И, недовольный, о ночлеге
Монах рассказывает ложь.

Бродячая труппа возвела среди рынка дощатый помост и теперь давала на нём представление. Какой-то парень пел, аккомпанируя себе на маленькой девятиструнной лютне, другой, взяв длинный шест, вытворял на канате, натянутом меж двух столбов, всякие ловкие штуки. Ещё один — черноволосый и высокий здоровяк, одетый лишь в короткие синие штаны, работал силу — подбрасывал и вновь ловил большие гири, скручивал узлом бочарные ободья, руками разгибал подковы, а после, когда на помост выбежала невысокая гибкая девушка, оказавшаяся акробаткой, с ней в паре стал проделывать разные другие фокусы, подбрасывая и ловя теперь уже её. Хрупкая девичья фигурка в его руках казалась игрушечной — так бережно и ловко он с ней обращался. Обнажённые мускулы его блестели от масла и пота. Чуть в стороне стоял speel-wagen — крытый разукрашенным холстом возок бродячих акробатов, и там же теплилась жаровня. Телли невольно поёжился при взгляде на неё — сам он мёрз. Мёрз постоянно, каждый день и каждый час. От травника в доме остался овчинный кожух, который с общего согласия Тил взял себе, но помогал он мало. Октябрь кончился, помаленьку наступали холода.

Прошло три дня после всего, что случилось у дома Рудольфа. Тил теперь всё время был настороже. Однако мстить им горожане не спешили.

— Чего ж ты хочешь? — хмыкнул старьёвщик, когда Телли спросил его об этом. — Если к униженью добавляется страх — тебя поневоле начинают уважать.