Дорога шла вдоль леса узкой серой лентой. От ближних зарослей тянуло сыростью и холодной прелью, изредка попадались кусты ежевики и жимолости с давно опавшими ягодами. На дальних всхолмьях впереди темнели полосы и квадраты сжатых полей, то и дело маячили силуэты ветряных мельниц. Крылья были неподвижны — урожай давно был смолот и уложен в закрома, а мельницы, которые откачивали воду из болотистых низин (таких здесь было большинство), остановились до весны: вода уже замерзла.
— Будь проклята эта слякоть! — пробормотала Нора, с трудом выдёргивая увязший в грязи сапог, сердито запахнула поплотнее стёганую куртку и поёжилась. — Скорей бы Цурбааген. Полжизни отдала бы за горячую ванну с мылом. Как думаешь, Арни, долго ещё?
— Через пару дней придём… если чего не случится, — он с неприязнью покосился на Жугу и сплюнул. — По болотам было бы быстрее.
Травник пропустил его заявление мимо ушей, даже не оглянулся. А вскоре дорога сделала поворот, и разговор прекратился сам собой — у перекрёстка, на ветвях раскидистого дерева висели, чуть качаясь, три почерневших и наполовину сгнивших тела, для сохранности обмазанных смолой. Когда путники поравнялись с деревом, одно из тел порывом ветра развернуло к ним, и стали видны расклёванное воронами лицо и выпавший язык. Одной руки у трупа не хватало.
Теперь уже Линоре стало дурно.
Арнольд же, наоборот, заинтересовался и подошёл поближе. Под деревом обнаружилась табличка — просмолённая верёвочка, на которой она висела, давно оборвалась.
— Эй, Вилли, — позвал Арнольд. — Прочти-ка, что тут накарябано.
Вильям неохотно подошёл поближе. Прищурился, разбирая надпись.
— «Ро… Розенкранц, Гильденштерн и Йорик Однорукий. За разбой и воровство». — прочёл он и брезгливо сморщил нос. — Дались тебе эти висельники. Пошли отсюда.
— Хм, надо же, — пробормотал силач, вертя в руках дощечку. — То-то я гляжу, рожа, вроде бы, знакомая. Бедный Йорик… — он повернулся к барду. — Между нами, я знал его, Вильям. Мы вместе стояли на мосту у Шельды, вот там он руку туркам и оставил. Я слышал, что он промышлял где-то в этих краях. Вот ведь как встретиться довелось… Да. Ну ладно. Пошли, в самом деле, пока сами не провоняли.
— Холодно, — поёжился Вильям. — Может, устроим привал, погреемся?
— Ну не здесь же…
Всех остальных эта идея тоже как-то не вдохновила, и продрогшая компания в угрюмом молчании двинулась дальше по дороге. Теперь уже никто не пенял травнику на то, что он отсоветовал идти через болото.
А мили через две навстречу им вдруг потянуло дымом, и вскоре взорам путников предстала небольшая круглая поляна с фургоном у обочины дороги. Горел костёр, чуть в стороне паслась стреноженная лошадь.
— Вот подходящее местечко, — заметил Вильям. — Жалко, правда, уже занято. Но может, мы не очень их стесним, если устроимся рядом? Спросим?
— Я бы не советовал, — покачал головой Жуга. — Люди здесь и так после войны озлобленные, да ещё разбойники эти…
— Предоставьте это мне. — Вильям лихо заломил берет, поправил плащ, подошёл и стукнул в борт фургона.
— Эй, люди добрые! У вас тут можно обогреться? — он сунул голову под полог. — Есть кто живой?
Послышался глухой удар и бард мешком осел на землю.
— Я те обогрею, я вот те с'час обогрею! — донеслось оттуда. — Проваливай отседа, пока башку не снесла, висельник поганый!
Из фургона выбралась дородная бабища в драной безрукавке, переступила через лежащего Вильяма и двинулась навстречу остальным, потрясая сломанной оглоблей.
— Ну, кто ещё погреться хотит? А?! — гневно подбоченясь, вопросила она, остановилась и уперла оглоблю в землю. — Ишь чего удумали, знаю я вас… А ну, пошли отседова! Пошли, пошли, кому сказала! А то сейчас вот муж придёт, он с вами разговоры разговаривать не будет!
— Э! Э!.. — Арнольд попятился, с трудом сдерживая смех. — Потише, мамаша, чего ж вы орёте-то так? Мы всего-то…
Договорить он не успел — в кустах истошно завопили, и через миг на поляну выскочил тощий грязный мужичонка, весь изодранный от бега через лес, споткнулся, бухнулся на четвереньки и проворно пополз к костру. Все замерли кто где стоял, а ещё через мгновенье кусты разлетелись, и на поляну, радостно вертя хвостом, вприпрыжку выломился Рик.
Тётка выронила дубину.
— Господи Исусе…
Крестьянин, сжавшись, спрятал голову в руках и тихо подвывал. Дракон помедлил, затем подошёл и игриво подтолкнул его носом.
— Не мучай меня, о чудовище! — запричитал тот, не открывая глаз. — Сгинь, пропади, нечистая сила!
— Сам ты чудовище! — фыркнул Тил. — Рик! А ну иди сюда, безобразник. Иди, кому сказал!
Дракончик потупился и послушно затрусил к фургону.
Толстуха, подобрав юбки, полезла в повозку.
— Эй, уважаемый, — Арнольд потряс лежащего за плечо. — Очнись. Никто тебя мучить не собирается.
— А? Что? — испуганный глаз осторожно выглянул меж сдвинутых ладоней. — Вы кто? — крестьянин сел и огляделся. — Что это было? — перевёл взгляд на Арнольда. — Что вам надо?