Драконы

Бомж некоторое время рассматривал жестянку, затем сунул в вещмешок. Не говоря ни слова, он развернулся и пошел по едва заметной тропинке, извивавшейся между горами мусора. Штырь сделал несколько вдохов и выдохов, а затем двинулся вслед за стариком, и собаки волнами покатились за ними, не трогая Штыря, но все-таки держась так близко, что он ощущал тепло их тел.

Паццо вел его по длинной извивающейся тропке через Собачий город, несколько раз останавливался, чтобы добавить что-то в свой мешок, бормотал себе под нос, но ни разу не взглянул прямо на Штыря. Собаки как будто считали все вдохи Штыря. Вонь стояла невыносимая. Воздух казался из-за нее густым, и еще в нем было полно мух. На вершинах некоторых куч сидели крысы, но при виде собак они зарывались в мусор с такой быстротой, что Штырь каждый раз сомневался, не померещились ли они ему.

Прошло довольно много времени, но в конце концов все оказались в узкой расселине между двумя горами мусора, и Штырь часто заморгал от того, что открылось его взору. Он никогда не забирался в центр Собачьего города, даже не подозревал, что такое может существовать здесь.

Несколько грузовых вагонов, составленных в круг, словно фургоны в старом вестерне, обрамляли поляну, окруженную такими завалами мусора, что эти вагоны казались на их фоне игрушечными. Внутри круга росли кусты и трава; лианы, покрытые цветами, оплетали стенки вагонов. Воздух здесь почему-то был чистым. Собаки рванули вперед, предоставив Штырю плестись за старым бродягой. До ушей Штыря донеслись звуки гитары. Когда они с Паццо обогнули ближайший вагон, он увидел Берлин — она сидела у костра с несколькими бродягами.

Здесь были Бренди Джек и Джо До-ди-ди. По-видимому, кто-то из них принес сюда ее гитару, но Штырь не сумел угадать кто. Берлин доиграла до конца песню — медленную вариацию на тему «Блюза Собачьего города». Возможно, она подозревала, что Штырь идет, и играла специально для него? Ему всегда нравилась эта тема. Наверное, Берлин сама ее сочинила, просто никогда не признавалась.

Паццо пошел дальше, и остальные бродяги отошли от костра, увидев Штыря. Он прислонился к большой железной цистерне и поглядел на Берлин. Она посмотрела на него, но выражение ее лица оставалось непроницаемым. Штырь долго смотрел ей в глаза, прежде чем присесть на бревно по другую сторону костра.

— Так что же происходит, Берлин? Ты объявила городу войну?

— Рада видеть тебя, Штырь.

— Не уходи от вопроса, Берлин. Что, черт возьми, происходит?

— Город объявил войну мне.

— Чушь собачья!

Ее брови удивленно взлетели.

— Неужели? А как бы ты это назвал?

— Мне кажется, ты перешла черту.

Она пробежалась пальцами по грифу, не глядя на струны, не глядя вообще никуда. Когда ее взгляд все-таки сосредоточился на Штыре, фиалковые глаза горели гневом.

— Мне почему-то казалось, что уж ты-то не поверишь в тот бред, что болтают на улицах, Штырь. Ты меня разочаровываешь.

— А что еще мне остается? Ты мечешься по улицам, колотишь всех, кто попадается под руку… Господи, ты даже не поговорила со мной.

— Что бы я тебе сказала? К тому же я сейчас тебе говорю отчетливо и громко.

— Объясни мне, Берлин. Что происходит?

— Ты слепой?

Злые слова уже рвались из горла Штыря, но он отвернулся и уставился в огонь, дожидаясь, пока они улягутся.

— Может быть, я и слепой, — сказал он. — Объясни.

— Кто-то объявил охоту на меня, все началось как будто с Диггеров, но теперь, судя по всему, гоняются только за мной.

— Кто объявил охоту?

— Не знаю. Знаю лишь, что кто-то явился с той стороны Границы по мою душу.

Штырь вздохнул:

— Но это бессмыслица какая-то.

— А я и не говорила, что здесь кроется какой-то глубокий смысл.

— И это никак не объясняет, зачем ты перебила половину бандитов в городе. У тебя есть обязанности, Берлин. И ты не имеешь права вести себя так.

— Да пошел ты, Штырь! Я пытаюсь остаться в живых, вот и все. Не все мы такие, как ты, — готовые скорее получить пулю в живот, чем проявить свою истинную натуру, когда нас убивают.

— Ты не…

— Кроме того, не у всех имеются под рукой целители из числа полукровок, готовые эту самую пулю вынуть.

— Мэнди мне не…

— Хватит, Штырь. Посмотри в лицо фактам. Я не ты. Я не могу быть тобой. И я не хочу быть тобой. Ничего личного, пойми, но у меня свой способ улаживать проблемы. Кстати, если на то пошло, сколько ты убил?

— Я убил их в естественных условиях, а не…

— Господи! Не могу поверить, что ты такое говоришь. Мертвые уже мертвы, Штырь. Это не я охочусь за людьми, это люди охотятся за мной. Они ополчились на меня, поэтому должны знать, что я не буду смирно стоять, позволяя себя убить и не показывая, на что я способна. Наверное, ты считаешь, что отлупить пару панков в переулке нормально, возможно, даже застрелить их, как ты недавно застрелил Финнегана Стила, но всем нам приходится играть с теми картами, какие есть на руках. Однако тот, кто сдавал карты мне, был очень непрост.

— Я больше не узнаю тебя.

— Может, ты никогда меня и не знал, Штырь?

— Если ты не прекратишь, мне придется самому тебя остановить.

На мгновение взгляд Берлин смягчился.