— Я принимаю приговор моего господина, — сказал Стил, тщательно подбирая слова. Если моя смерть принесет пользу рыцарству, то так и будет. Черную Госпожу, казалось, не устроил такой ответ. Она поджала губы и принялась барабанить пальцами по сияющим камням на застежке своей сумки. Дверь камеры отворилась, и появился тюремщик:
— К тебе еще один посетитель, Светлый Меч. Вслед за ним вошел бригадир Тревалин. Он весьма огорчился, обнаружив в камере Черную Госпожу, и не скрыл своего огорчения от присутствующих. Она также не обрадовалась его появлению и, резко развернувшись, быстро вышла из камеры. Серые одежды развевались вокруг ее тонкой, как клинок, фигуры. Тревалин отступил в сторону, стараясь избежать ее прикосновения.
— Что она здесь делала?
— Колдунья сказала... — проговорил глубоко обеспокоенный Стил. — Знамения и тому подобное... он в замешательстве замолк. Она сказала, что моя смерть необходима, иначе Орден Рыцарей Такхизис падет. Она сказала, что таково ее предвидение.
— Бред! — фыркнул Тревалин. Он понизил голос и продолжал:
— Я знаю, повелитель возлагает большие надежды на магов, но мы-то с тобой воины. Мы-то знаем, что будущее таково, каким мы его делаем вот этой штукой! — Тревалин похлопал по эфесу меча. — Ты замечательный боец, Светлый Меч! Ты заслужил награду!.. Не думаю, что мне удастся убедить тебя, но... Может быть, ты все-таки поговоришь с повелителем? Мысль о том, что он покинет эту грязную камеру, вернется в отряд и вновь полетит в битву, была так заманчива, что он уже почти согласился. Сейчас было время славы Ариакана, величия Владычицы.
Армия Рыцарей Такхизис двигалась через Ансалон, сметая все на своем пути.
Палантас пал. Рыцари готовились к войне с эльфами. А он все это пропустит!
Закованный в кандалы, с цепями на руках и ногах, он занят рабским трудом в такое время! А через две недели он последний раз переступит порог камеры, идя на казнь... Нужно только поговорить с Ариаканом! Но что ему сказать?.. Правду?
— Я сожалею, командир, — ответил наконец Стил и улыбнулся, видя неподдельное беспокойство Тревалина. — Мне нечего сказать. Тревалин с ожиданием смотрел на него, надеясь, что Стил передумает. Стил стоял молча и неподвижно.
Наконец Тревалин склонил голову.
— Мне тоже очень жаль, Светлый Меч. Ладно, я сделал все, что мог, — он положил руку на плечо Стила. — Наш отряд отправляется сегодня. Нас посылают на помощь воюющим за Северный Эргот. Я мог бы взять тебя с собой, а теперь боюсь, что больше тебя никогда не увижу... Пусть милость Владычицы Тьмы пребудет с тобой!
— С тобой тоже, командир! Спасибо тебе за все! Тревалин покинул камеру, а вместо него вошел тюремщик.
— На работу, Светлый Меч! Стил двигался нарочито медленно, тянул время. Он не хотел, чтобы Тревалин видел, как его, закованного по рукам и ногам, с позором поставят в строй вместе с прочими узниками и погонят на работу.
Убедившись, что шаги Тревалина затихли, Стил вышел из камеры. Его присоединили к группе узников, Рыцарей Соламнии, капитулировавших в Башне или захваченных ранее. Большинство из них были очень молоды, моложе Стила. Соламнийские Рыцари знали, что он был их противником. Они считали его виновным в гибели Таниса Полуэльфа. Увидев его здесь, они сначала приняли его за шпиона. Потом от стражи стала известна его история: как Стил потерял пленника, как добровольно вернулся, чтобы понести наказание — смерть. Мужество рыцаря и его верность долгу чести вызвали их невольное уважение. Они ничего не сказали Стилу, но перестали избегать его и спокойно разговаривали между собой в его присутствии.
Иногда, в краткие минуты отдыха, даже пробовали втянуть его в разговор. Попытки эти ни разу не увенчались успехом. Стил холодно молчал в ответ на все обращенные к нему слова. Глубокое отчаяние и безнадежность переполняли душу Стила. Он шел, бездумно переставляя ноги, и сам не узнавал себя. Ариакан не был жесток к своим пленникам. Впрочем, и особой мягкости в отношении к ним он тоже не проявлял. Он следил за тем, чтобы все они были одеты и накормлены, слабые и больные не назначались на тяжелые работы, но его надсмотрщики не знали пощады и заставляли узников трудиться, не жалея бича, чтобы подхлестнуть их усердие.