Драконы никогда не спят

– Дружище Рерт, разве это имеет значение?

Рерт глянул на Доминику. Оглядел ее с ног до головы (Святая добродетель! На кого же она похожа после безумного полета на дереве?!), щепоткой подергал себя за седеющую бороду.

– Благородная госпожа… Как вы думаете, зачем этот совершенно чужой вам человек тратит время, силы?.. Рискует, между прочим… Зачем?

– У него есть свой резон, – хрипло сказала Доминика.

– Какой же?

Доминика посмотрела на Лива. Тот развел руками, всем своим видом показывая: чего только не делает с людьми любопытство.

– Спросите у него, – порекомендовала Рерту Доминика. – Пусть он сам скажет.

Рерт снова поднялся, прошелся по комнате; зачерпнул воды из озерца, выпил, умылся. Подошел к камину; остановился перед сидящим Ливом, снова заложил руки за спину:

– Зубастик… У тебя свои принципы, но у меня – свои. Я не дразню тебя Мизераклем, но и ты не вправе требовать, чтобы я изменил однажды принятое решение. Это понятно?

– Вполне. – Лив кончиком пальца расставлял крошки на столе.

Рерт почему-то разозлился. Качнулся с пятки на носок и обратно.

– Этот ключ не имеет скважины! Его давно пора перековать на что-то полезное – на шило, например… Если его не перекуют на шило – он так и останется бесполезным хламом до скончания веков!

– Если ты не вернешь ему человеческий облик, – вполголоса добавил Лив.

Рерт подошел к нему вплотную, наклонился, тяжело опираясь на стол ладонями, задышал в лицо.

– Я не верну ему человеческий облик, Лив.

Лив наконец-то оторвался от созерцания крошек.

– А если я попрошу?

– А ты не проси, – сказал Рерт еле слышно. – Соарен наступает тебе на пятки… Не проси, Зубастик… – И добавил фразу, которую Доминика не расслышала.

Лив приподнял брови. Рерт резко выпрямился, отошел в угол, в темноту. Доминика слышала, как он звенит посудой и шелестит страницами, по-видимому, книги.

– Одна деталь, от которой зависит многое, – пробормотал Лив, разглядывая крошки. – Скажи мне, Рерт… Скажи мне, сколько лет этому ключу? Как давно он в последний раз разговаривал с тобой?

– Четыре года, – сказал беспалый из темноты. – Он был бессмыслен и безмыслен, как пудель.

– Неправда, – резко сказала Доминика.

Лив быстро повернул голову.

– Что неправда? Не четыре года, меньше?

– Неправда, что он был бессмыслен, – сказала Доминика.

Лив прищурился.

– Вы же сами говорили мне, что ваш сводный братец был преимущественно стрелок вишневыми косточками… и все.

– Он был бессмыслен! – провозгласил Рерт, появляясь из темноты с аптечной бутылочкой в руках. – Все они появляются из ниоткуда, не зная, зачем родились. Всем им кажется, что жизнь – всего лишь ящик без стенок и дна. Они не делают ни малейшей попытки осознать свое предназначение, они плывут, куда гонит их ветер, катятся с глупой улыбкой и довольны собой, полагая, что в этом-то и заключается мудрость!

– Он не сделал вам ничего плохого, – злобно сказала Доминика.

– Он вылил на мою голову полную бочку отборной чуши – о бессмысленности всего на свете, о том, что мертвое умирает навсегда, что миром правит случайность…

Доминика подобралась, как перед пружком.

– Он вовсе так не думал! К тому же… Вам-то какое дело? Не он явился к вам в дом – вы пришли к нему!

– А теперь вы пришли ко мне, – бросил Рерт, разглядывая бутылочку на просвет.

– Эдак к любому человеку можно придраться и во что-нибудь превратить! Будем превращать всех?

– Моя бы воля – и превращал бы, невзирая на пол и возраст. – Рерт сопел, отдирая от пробки сургуч. – Жаль, что я редко выбираюсь… Спина болит от прогулок, голова кружится от высоты, а Кротовые норы… – он раздраженно махнул рукой.

– Одного я не могу понять, – пробормотал Лив, собирая крошки ребром ладони. – Со сроком выходит неувязка.

– Со сроком?! – Рерт зубами выдернул пробку из узкого бутылочного горлышка. – Она врала тебе от начала и до конца!

– О благородных дамах не говорят «врала». – Лив сбросил крошки в камин, отряхнул ладони. – Говорят «не открывала всей правды».

Он сунул руку за пазуху, выудил странный предмет, отдаленно напоминающий свирель; Рерт отскочил.

– Проклятый Мизеракль!

– Лив, я не врала! – выкрикнула Доминика почти одновременно с ним. – Я…

– Не так уж важно. – Лив покачал головой, надевая «свирель» на пальцы правой руки.

Рерт поспешно приложился к горлышку бутылки и сделал глубокий глоток. Глаза его закатились, рот разинулся, в щели между потрескавшимися темными губами вспыхнула искра; искра превратилась в сверкающий клубок, в котором Доминика – мгновение спустя – вдруг опознала кроличью голову.

Ни один из кроликов, прежде виденных Доминикой, не выглядел так зловеще. Свалявшаяся шерсть его была покрыта комочками темной смазки, глаза смотрели холодно и мертво, зазубренные уши казались орудиями убийства. Не ожидая команды к бою, кролик ударил огнем из ноздрей – так, что голова Рерта, все еще служившая чудовищу оболочкой, мотнулась назад.

Доминика, невесть как оказавшаяся в самом дальнем углу, успела увидеть, как слегка прокопченный Лив поднимает руку и очертания огромных зубов вдруг заполняют пространство Рертова жилища.