Катя следила за ним. Что? Проняло тебя это? Может, будешь теперь разговаривать по-человечески?
– Кто это намалевал? – спросил Шапкин.
– Неизвестно. Рисунок сегодня днем примерно около двенадцати отдали Даше Борщаковой на детской площадке.
– Кто отдал?
– На рисунке изображена сама Даша. Сходство очень большое, мы все это сразу отметили. И… в общем, ее мать и ее бабушка в панике.
– Кто отдал рисунок, установили?
– Я разговаривала с охранником, он дежурил у детского городка. Так вот он клянется, что взрослых ни на самой площадке, ни рядом не было. Никаких незнакомцев, в смысле мужчин, чужаков. Рисунок Даше отдала неизвестная девочка примерно лет пяти. Кудрявая блондинка. – Катя почувствовала, как скудны, как неубедительны ее сведения. Лепет какой-то несусветный…
– Рука-то вроде не детская бумагу марала, – заметил Шапкин.
– Вот именно, очень профессиональный рисунок. И очень натуралистичный. Пугающе натуралистичный. Я подумала… ну в связи с пропажей ребенка… может быть, есть какая-то связь? – Катя вспомнила слова Даши про девочку. Сообщить Шапкину сейчас о том, что эта девочка сказала Даше?
Шапкин рассматривал рисунок.
– Может быть, вы проедете туда, в «Дали», сейчас со мной или пошлете кого-то из своих сотрудников?
У Шапкина заиграл мобильный. Этакий фокстрот-бодрячок ворвался в прокопченный сигаретным дымом кабинетный мирок. Шапкин приложил телефон к уху. Рисунок он держал в руках, а телефон прижимал плечом, и все это выходило так неуклюже, так по-медвежьи, что Кате хотелось плакать. Она и правда достала из сумки носовой платок – не слезы расстройства вытирать, нет, просто высморкаться с досады.
Шапкин слушал молча. Потом так же молча дал отбой, встал, уже более не обращая внимания ни на рисунок, ни на Катю.
– Ну, так как же? – спросила она.
– Я должен срочно уехать. Это… это оставьте, после с этим разберемся.
– Но я подумала, что…
– Товарищ капитан, я вам русским языком говорю – я должен срочно ехать. – Шапкин распахнул настежь дверь. – Прошу вас, товарищ капитан. Приятно было познакомиться, коллега.
Снизу из дежурной части слышался шум, топот. Катя вышла в коридор. Он буквально выпихнул ее, выставил…
Во дворе перед отделом затормозил «газик», потом подъехала «Волга». Из пристройки, с двумя следственными чемоданами в обеих руках, как опаздывающий пассажир, несся эксперт-криминалист. Возле дежурки гудели голоса. Потом Катя увидела Шапкина – он уже садился в «Волгу», натягивая на ходу куртку.
Дежурный за пультом был тоже чем-то взволнован.
– Что опять у вас? – резко спросила Катя. – Нам даже поговорить толком не удалось.
– Кажется, нашли, – шепнул ей помощник. – План «Вулкан» введен, все туда брошены, вон эксперты хозяйство свое грузят.
Катя увидела еще одного эксперта, спускавшегося по лестнице с видеоаппаратурой. Размышляла она не долго.
– Можно я тоже с вашими экспертами туда? – спросила она дежурного.
Тот только махнул рукой: а, делай как знаешь. В такой ситуации каждый сотрудник на счету – пригодится. И Катя ринулась к «газику».
Глава 18
ЗЕРКАЛО И ВЕТОШЬ
У дощатого причала покачивался на воде небольшой моторный катер – белый с красной полосой на борту. Двое подростков, руки в брюки, взирали на него с критическим интересом.
– Ниче, сойдет, – сказал один.
– Н-на «С-с-скорую» с-смахивает.
Подростки были те самые, которые разговаривали с Симоном на вокзале возле грузового вагона.
Они торчали на причале вот уже минут сорок. И не подозревали, что за ними тоже наблюдают – из окна с поднятыми рольставнями. Окно было мансардным, под самой крышей нового кирпичного особняка, стоявшего на участке в пятнадцать соток на берегу реки. На месте кирпичного дома когда-то была гнилая развалюха. Затем участок был куплен бывшим мэром города. Построенный вместо сломанной развалюхи «новодел» был подарен мэром своему сыну к свадьбе. Однако молодые не прожили там и трех месяцев – в Двуреченске грянул коррупционный скандал, закончившийся отставкой мэра и всей прежней администрации и судебным разбирательством. Вскоре дом был выставлен в Интернете на продажу, и его купили. Сделка была совершена тоже по Интернету, и до поры до времени имени нового хозяина особняка в Двуреченске не знали. Но в начале лета он пожаловал в город. Звали его Симон. По крайней мере, таким именем он представлялся, знакомясь с горожанами и новоприбывшими – в том числе и с Катей.
В мансарде еще со времен строительства сохранились разные инструменты. Симон поднялся сюда за стамеской и долотом. Из окна было хорошо видно причал, катер и мальчишек. Открывался вид и на Зяблинский холм. А вот городского театра, закрытого на долгосрочный ремонт, в котором Симон уже успел побывать, увидеть из окна было нельзя.