Драконы ночи

– Я бы рассказала вам. Вы говорите, это может быть важно. Я бы рассказала вам все, – голос Маруси Петровны дрогнул, – но все дело в том, что вы мне не поверите. Я рассказывала эту историю не раз и не два. Причем однажды человеку, которого я очень любила. И мне не верили. Больше того, тот, кого я любила, обозвал меня сумасшедшей.

– Сумасшедший тот, кто нарисовал этот чертов рисунок, – возразила Анфиса.

– Рисунок… В этот раз появился рисунок. А тогда, в тот раз ничего этого не было. Никто ничего не рисовал, – Маруся Петровна бормотала это себе под нос. – Я хотела все ЭТО забыть. Как будто ничего этого никогда не было. И у меня даже случались периоды – нет, целые годы, когда мне казалось, что я и правда все забыла. Я взрослела, работала, старела, дряхлела. Я старалась идти в ногу со временем, я когда-то считала себя шестидесятницей. Я отлично помню тот день, когда Гагарин полетел в космос. Я даже помню, что было на мне тогда надето – какая кофточка… Но я помню и другой день. И сколько бы я ни старалась забыть его, я… не могу. А после того, что случилось с Дашенькой, наверное, уже не смогу никогда.

– Расскажите нам все! – настаивала Катя.

Маруся Петровна смерила их с Анфисой взглядом. Страх в ее глазах мешался с недоверием.

– Это было давно. Мне тогда исполнилось восемь лет. После войны мы с мамой вернулись сюда в город из эвакуации. Моя мать работала в нарсуде, а я училась в школе. К нам в город на гастроли приехал цирк. Артисты выступали в здешнем театре. Нас водили на представление всем классом. И потом еще меня брал на представление мой отчим Кагулов… точнее, не отчим, а друг моей матери. Он работал в органах в то время. Их – из госбезопасности, из охраны – тогда было у нас в городе полным-полно. Тут недалеко были расположены дачи Политбюро.

– Я слышала про дачу Жданова, – сказала Катя.

Маруся Петровна помолчала, потом продолжила. Она словно заставляла себя говорить через силу.

– Мы жили с мамой на улице Ворошилова. А в доме напротив снимали квартиру цирковые артисты. Фокусник Симон Валенти и его ассистентка, все в городе считали ее его сожительницей – Мордашова Ася. Она была очень мила. И у нее от первого брака были дети: Марат, мой ровесник, и дочка по имени Май. Ей тогда, в сорок восьмом году, было примерно пять лет.

Катя слушала с напряженным вниманием. Фокусник Валенти… Снова это имя всплывает здесь, в Двуреченске. Стародавняя история, отрывки которой она слышала в поезде и потом тоже… Но какое все это имеет отношение к тому, что произошло здесь, в «Далях», сегодня утром?

– Было Первое мая. И я ходила на демонстрацию вместе с классом. Помню, как несли портрет Сталина. Как пели в колоннах, как ехали грузовики, украшенные кумачом. Помню, как я радовалась, помню, как лопнул ремешок у моей сандалии. – Маруся Петровна закрыла глаза. – Все это было на самом деле. А значит… значит, и ТО ДРУГОЕ тоже было.

– Что? – спросила Анфиса отчего-то шепотом.

С реки налетел ветер, зашумел в кронах. Огни отеля сквозь деревья горели ярко, но музыка уже стихла.

– В тот вечер я осталась дома одна. Мать ушла в гости, а меня заперла. Я слушала радио, я до сих пор помню, что транслировали в тот вечер 1 мая сорок восьмого года – «Сон в летнюю ночь», который читал Качалов. Вы слышали когда-нибудь, как он фантастически читал?

– Я о нем видела передачу по каналу «Культура», – ответила Анфиса.

– А на меня, девчонку, в тот вечер он произвел неизгладимое впечатление. Я сидела у окна, смотрела на нашу улицу. Слышала, как гости шумят у соседей. Вспоминала демонстрацию, портрет Сталина. Качалов читал Шекспира, эту волшебную сказку про сон, и мне казалось, что я сама сплю и грежу, но я не спала… Я не спала, я все видела, что произошло в ту ночь.

– Умоляю, рассказывайте дальше! – подбодрила ее Катя. – Конечно же, вы не спали.

– Мать моя ушла праздновать вместе с Кагуловым. Они потом расстались… Он уехал в Москву, а мать с собой не взял… Но в тот вечер они ушли вместе. А потом я увидела на нашей улице Ворошилова машину, на которой он обычно ездил. До этого приезжала еще одна машина – «эмка», на ней после представления домой вернулись артисты цирка.

– Валенти и его ассистентка? – спросила Катя. Она вдруг поняла, что совсем скоро услышит ИСТОРИЮ ПРО УБИЙСТВО. Ну, конечно же, ту историю, про которую болтали там, в поезде, и потом уже здесь, в отделе милиции, те двое столичных журналюг.

– Они вернулись вдвоем: он и она. Я видела, как они входили в дом. Валенти перед этим отпустил свою машину. Я помню, как они были оба одеты. На нем был модный по тем временам заграничный костюм с плечами – синий в полоску. Ботинки его скрипели, когда он поднимался на крыльцо. А она… Мордашова… Ей что-то показалось, и она окликнула его – так взволнованно. А он сказал: ступай в дом, – Маруся Петровна поднесла руку ко лбу. – Я все это видела своими глазами. Я слышала, как они вошли, захлопнули за собой дверь, как в двери повернулся ключ. А потом появилась другая машина. На ней приехали Кагулов и несколько офицеров. Они вышли, я тоже их видела из окна.