Драконы Вавилона

— Мое пот de scene[23], одно из многих, но это не имеет значения. А имеет значение то, что я являюсь полноправным мастером Праведной и Почтенной Гильдии Жуликов, Мошенников и Плутов, и я готов взять тебя в подмастерья.

— А почему именно меня?

— А почему нет? Мне нужен напарник, а ты передо мною в долгу. К тому же… ты уж прости, что я так, в лоб, но с этой твоей проблемой тебе просто необходим постоянный источник дохода.

— А в чем состоит моя проблема? — насторожился Вилл.

— Деньги жгут тебе руки.™ Нат вытащил толстый бумажник, покопался в его хрустящем содержимом и извлек стодолларовую купюру. — На, возьми. Если ты сможешь удержать ее хотя бы минуту, она твоя.

Как только Вилл коснулся купюры, она ярко вспыхнула. Не успел он разжать или отдернуть пальцы, как купюра догорела, сморщилась, превратилась в серый пепел, исчезла совсем.

Эсме весело захлопала в ладоши.

— И меня научи! И меня научи такому!

— Вот именно. Как ты это сделал?

— О, это же один из простейших моих фокусов. Постарайся догадаться сам.

Вилл задумался на пару секунд, а затем сказал:

— Когда я вызвал luxaeterna, чтобы зажечь твою сигарету, ты проделал то же самое с этой банкнотой. Возможно, ты держал ее сложенной тут же, в руке. Как бы там ни было, мое собственное заклинание скрыло действие твоего. Только ты не закончил последний слог, опустил нейтральный гласный, легкое такое придыхание. А потом, когда я взял банкноту, ты тихонько издал этот звук, закончив тем самым заклинание. И тут же огонь.

— Браво! Я знал, что делаю хороший выбор.

Устав от всей этой болтовни, Эсме вывернулась из Вил-ловых рук и снова прилипла к окошку. Снаружи громоздились огромные горы мусора, по ним даже змеились вполне настоящие дороги. Груженные мусором грузовики тяжело карабкались по склонам, переваливали через хребты и пропадали из виду. Между хламными завалами и полотном железной дороги поблескивала сложная сеть ручьев и ручейков, луж и прудов, по берегам которых росли чахлые тростники и ржавели какие-то механизмы. За окном мелькнули голые, прямо из мусора торчащие скалы, неумело размалеванные обычными нехитрыми граффити: «Ура Лемурии», да «Вся власть дуппям»[24], да «Инкубы сосут». Рядом с процессией вразнобой перекошенных телеграфных столбов, шагавших по болоту, почти роняя провода в воду (но никогда не роняя их совсем), с плеском опустился в большую лужу клин диких гусей.

— Странное какое-то место, — заметила Эсме. — А что здесь вобще такое?

— Сейчас, бабуленька, мы проезжаем мусорную свалку «Цепкая трясина». Это крупнейшее в мире искусственное сооружение. Оседлав птицу Рух, ты могла бы ее увидеть из космоса. — Нат благодушно откинулся на спинку сиденья. — Ну что, раз уж все мы теперь одно счастливое семейство, я предлагаю скоротать время, рассказывая всякие истории. О себе самих и о том, откуда мы пришли.

— Лично я пока что ни на что еще не согласился.

— Да ты не спеши, подожди, пока услышишь мою историю. Она непременно тебя убедит.

— Хорошо, — кивнул Вилл. — Я весь внимание.

Я был когда-то вавилонским джентльменом (начал Нат), отнюдь не тем отъявленным негодяем, какого вы видите перед собой в настоящий момент. Я ел из серебряного корыта, ковыряясь в зубах золотой вилкой. Если вдруг посреди ночи мне требовалось помочиться, два лакея приносили ночную вазу, а третий держал мой член и стряхивал потом капли. Для такого, как я, человека, всей душой болевшего за народ, это была не жизнь, а сплошная мука. А потому в один прекрасный момент, когда никого рядом не было, я вылез в окно и сбежал.

Вы, имевшие счастье родиться в небогатых семьях, и представить себе не можете моих тогдашних ощущений. Улицы были пестрым калейдоскопом пешеходов, и я был одним из них, движущейся крупинкой цвета, не лучше и не хуже всех остальных и, о блаженство, никем не замечаемой. Я был пьян от накативших чувств. Мои руки то и дело взмывали в воздух, как птицы. Мои глаза танцевали от предмета к предмету, завороженные всем, что они видели.

Это была сказка, настоящая сказка.

Когда мне надоело идти все по одной и той же улице, я свернул за первый попавшийся угол и по слепой случайности оказался на станции, где и сел на местный до нижнего уровня. Теперь более целеустремленно я доехал на рикше до городской черты и вышел наружу.

Как раз в эти дни к Вавилону пришел табор бродячих фейри, и они раскинули за Вратами из Слоновой Кости гоб-линскую ярмарку. Лоточники торговали шиш-кебабом и сахарной ватой, футболками и кашемировыми шалями, талисманами гри-гри и заколдованными мечами, ручными сороками и свечами для ночной службы Высвобождения Быстрой Удачи, целлулоидными куклами и кожаными, ручной работы фигурками верблюдов в сбруе с блестками, выполненными в масштабе один к шести. Музыканты, игравшие на шаранго, наполняли воздух сладостными мелодиями. Я был счастлив как никогда.

— Эй, говнюк! Это я тебе, жопа с ушами! Слушай, когда к тебе обращается дама!

Я недоуменно оглянулся.

— Смотри сюда, мыслитель.