Тогда Вилл вернулся на станцию «Нифльхейм», чтобы вытащить свою старую, припрятанную до времени одежду. Он завалил ее тогда кедровыми стружками, набранными в отвалах лесоторгового склада, так что она прекрасно уцелела. Он побрился и помылся в мужском туалете полуподвального помещения станции «Арсенал» (одной из многих, до которых можно было добраться по вентиляционным каналам, не выходя на улицу), надел новенькие ботинки из той партии в несколько сотен штук, которую он с тремя своими солдатами позаимствовал в удачно подвернувшемся товарном вагоне. Закончив туалет, он уже не был больше похож на одиозного командора Джека Риддла. Он вполне мог сойти за респектабельного гражданина.
Поднявшись на улицу, он увидел, что уже весна. Он провел под землей целую зиму.
У Вилла был целый карман мелочи, вытряхнутой как-то из любителя приключений, который забрел в темноту дальше, чем ему бы следовало, и по секундному порыву он сел на поезд, шедший к Висячим садам.
Висячие сады вполне заслужили свою славу, считать ли их парком, дендрариумом или сельскохозяйственной выставкой. В них был небольшой городок аттракционов с каруселью и колесом обозрения, плавательные бассейны и искусственные джунгли, где абатва[47]
с копьями, похожими на зубочистки, охотились на водяных драконов длиною с Вил-лову ступню. В птичьем вольере была добрая сотня разновидностей колибри, тринадцать разновидностей аистов и даже дюжина различных пилливиггинов, которых на всем континенте больше нигде и не найдешь. Угрюмые фавны сидели на травке и торговали воздушными шариками. Но больше всего Виллу понравилась эспланада. Облокотившись на бетонный парапет, он смотрел, как далеко внизу, у причала, великаны, стоящие по пояс в воде, неспешно разгружают прибывшие контейнеровозы. С окаймляющего мир Океана дул свежий, с запахом соли ветер. Над водой кружились чайки, крошечные, как пылинки, пляшущие в солнечном луче.Пролетел гиппогриф, рассыпая за собой звонкий смех.
Он пролетел так близко, что Вилл ощутил ветер от его огромных крыльев и острый лошадиный запах. Волосы всадницы вились за ее спиною как рыжий вымпел.
Вилл смотрел как громом пораженный. Молодая женщина, гордо восседавшая в седле, была само изящество, помноженное на атлетизм. На ней были зеленые брюки и в тон к ним мягкие кожаные сапоги. Зеленым же был и лиф, под которым золотом сверкала узкая полоска живота.
Она была великолепна.
Всадница случайно взглянула вниз и увидела заглядевшегося Вилла. Она тут же натянула поводья, так что ее птица-лошадь встала на дыбы и на мгновение остановила полет. Затем она взяла поводья в зубы и левой рукой сдернула вниз свой лиф, обнажив ослепительные груди. А правой рукой — показала ему средний палец. Затем, издевательски улыбнувшись, снова натянула лиф, схватила поводья и умчалась.
У Вилла перехватило дыхание. Эта незнакомка словно приставила к его груди пистолет. На какое-то мгновение она полностью им овладела.
И ведь он знать не знал, кто она такая, не знал, увидит ли когда-нибудь ее снова.
В этот сказочный момент, момент замешательства, в голову Вилла вплыла откуда-то мысль:
Там, внизу, он был героем — а зачем? Он вел за собою солдат, которые не смогли бы выйти из туннелей, потому что боялись света.
Он понял, что не хочет возвращаться.
Вместо этого он покинул сады и пошел бродить по городу, иногда поднимаясь на лифте вверх, иногда спускаясь по лестнице. Долгие бесцельные блуждания привели его в тусклый запущенный квартал, и тут по мгновенному побуждению он вошел в первое попавшееся питейное заведение — грязноватую забегаловку «Крысиный нос». Он подойдет прямо к бармену и попросит какую-нибудь работу. Даже если ему поручат мыть посуду и подметать пол, это все-таки будет начало.
Из-под столика вылезла на четвереньках маленькая девочка и лучезарно ему улыбнулась.
— Привет, — сказала она. — Меня звать Эсме, а как звать тебя?
Нат опустил газету и тоже улыбнулся: — Ну вот, наконец-то! А то я начинал уже думать, ты никогда не объявишься.
12
КОМНАТУШКА В КОБОЛЬД-ТАУНЕ
— О'кей, о'кей, кто играет? — Нат кинул на столик карту. — Поставишь пятерку, получишь десятку, поставишь десятку, получишь двадцатку, если ты угадал! — Он кинул на столик вторую карту. — Угадай даму, чернявую даму,