Драконы Вавилона

Зеленорубашечники отпустили локти Вилла. Он чуть пошатнулся и отступил на шаг. По его лицу стекало что-то теплое. Он потрогал свою щеку и взглянул на палец. Кровь. Без-имени смотрел и словно чего-то ждал. Его пальцы сжимали чертов ножик — плоский, в форме наконечника стрелы камень, какие во множестве вымывает из земли едва ли не каждый дождь. Вилл толком и не знал, рукотворные это предметы, оставшиеся от какой-нибудь древней цивилизации, или так, случайный каприз природы. Не знал он прежде и того, что, если оцарапать кого-нибудь одним из этих камешков, обратиться к нему по тайному имени с приказом умереть, этот кто-нибудь умрет. Но в воздухе появился резкий запах озона, непременно сопровождающий любую смертоносную магию. Мелкие волоски, росшие на затылке, зашевелились, а в носу невыносимо защекотало, все это было точным подтверждением, что секунду назад едва не случилось непоправимое.

После недолгого недоумения Без-имени буквально взорвался.

— Ты и не был мне другом, никогда не был! — крикнул он, яростно швырнув чертов ножик на землю. — В ту ночь, когда мы обменялись своими тайными именами и смешали нашу кровь, ты и тогда, с самого начала врал! Ты все, все врал! Какой ты был тогда, такой и сейчас!

В общем-то, все так и было. Вилл помнил тот день, когда они с Паком доплыли на своих челноках аж до дальнего острова, наловили там рыбы, которую поджарили потом на углях, и поймали большую черепаху, из которой в ее же собственном панцире сварили прекрасный суп. И вот тогда-то Паку вдруг захотелось обменяться с ним тайными именами и поклясться в вечной дружбе, а Вилл и сам давно уже хотел иметь настоящего друга, но заранее знал, что Пак ни за что не поверит, что нет у него тайного имени, нет, и все тут, а потому взял да выдумал для себя вот это самое имя, Ландрисос. Он предусмотрительно позволил другу открыть свое тайное имя первым, а потому, произнося позднее свое «имя», вовремя задрожал как припадочный и вовремя закатил глаза. Но при каждом воспоминании об этом вынужденном спектакле его охватывал мучительный стыд.

Даже вот и сейчас.

Стоя на своей единственной ноге, Без-имени подбросил костыль, перехватил его за нижний конец, а затем широко размахнулся и ударил Вилла тяжелой рукоятью по лицу.

Вилл упал.

И тут же остальные зеленорубашечники принялись избивать его руками и ногами.

На какую-то секунду Виллу пришла в голову странная мысль, что, если бы в свое время и он стал одним из них, сейчас их была бы ровно чертова дюжина, чертова дюжина и общее темное дело. Тринадцать, как колдунов или ведьм, собравшихся на малый шабаш. Вот шабаш тут и есть, а он — случайный прохожий, которого приносят в жертву дьяволу, приносят посредством пинков и ударов. А потом не осталось ничего, кроме боли и ярости, вскипевшей в нем настолько бурно, что она хоть и не могла приглушить боль, но зато полностью подавила страх, который он должен был бы чувствовать, понимая, что непременно умрет. Он ощущал только боль и изумление — огромное, словно мир, изумление, что такая серьезная, непостижимая вещь, как смерть, может случиться с ним, и где-то рядом удивление поменьше, что Паку и его славным громилам достало духу довести задуманную ими кару до порога смерти и они даже готовы решиться на последний решающий шаг. А ведь кто они такие? Просто мальчишки. Где же они успели этому научиться?

— Помер вроде бы, — сказал чей-то голос.

Может быть, Пака. А может, и нет. Голос донесся словно очень, очень издалека.

— А вот мы сейчас проверим.

Еще один удар сапога по уже переломанным ребрам. Вилл судорожно, всем телом передернулся и с хрипом и свистом хватил глоток воздуха. Кто-то глумливо хохотнул.

— Это наше послание твоему хозяину, — сказал вроде бы проверяльщик. — Передай ему, если вдруг выживешь.

И тишина. Через какое-то время Вилл заставил себя открыть левый глаз — правый заплыл до такой степени, что не открывался, — и увидел, что остался в карьере один. День был просто роскошный: солнечный, но совсем не жаркий. Щебетали птицы. Теплый, еле заметный ветер шевелил его волосы.

Он заставил себя подняться, с огромным трудом вылез из карьера и потащился в деревню, к дракону, плача от ярости и оставляя за собой кровавый след.

3 ПОСЛЕДНИЙ ЗЕЛЕНОРУБАШЕЧНИК

Так как дракон не доверял целительницам и не хотел пропускать внутрь себя никого из них, Вилловы травмы лечила «промокашка». Вилл лежал, а девушка стояла рядом на коленях и впитывала из его тела все страдания и повреждения, принимая их на себя. Немного набравшись сил, он сумел наконец осознать, что девушка совсем еще молодая — даже младше его самого. Безмерно смутившись, он попытался оттолкнуть ее прочь, но дракон не позволил. И только когда из него истекли последние капли боли, девочка встала.

От вида того, с каким трудом и мучениями ковыляет она к выходному люку, даже, пожалуй, и василиску стало бы стыдно и тошно.

— Скажи мне, кто это сделал, — прошептал, когда она ушла, дракон, — и мы отомстим.

— Нет.