Драконы Вавилона

До начала истории, до начала времен
Царь Нимрод вел народ из Урдумхайма.
По глухим пустыням они бежали
В топи и хляби в годину потопа…

Сменив громогласное громыхание на будничный голос, он добавил:

— Я могу, если хотите, прочитать все восемь тысяч строк.

— Кто сейчас рассказывает, ты или я? — окоротила его Герцогиня. — На следующий день Нимрод появился, только шел он на гору без прежней бодрости, нога за ногу. На лице его было недовольство, он взглядом обшаривал все вокруг, словно что-то искал и не мог найти. Заметив в скальной трещине жабу, он, по минутному капризу, остановился и подобрал меня. И обратился ко мне с такими словами: «Взгляни на дела мои, маленькая квакушка, и отчайся». Из его глаз струились слезы, ибо ценою, уплаченной им за освобождение своего народа, стала смерть. Все они были от рождения бессмертными, а он привязал их к колесу времени. Само собой, я ничего не сказала. Но Нимрод все равно говорил сам с собой, ибо если Могучие и нуждаются иногда хоть в каких-либо слушателях своих монологов — в тот раз эта роль досталась мне, — то никакой реакции им уж точно не нужно. «Умалились, — сказал он, — мои силы. Гору, которая должна была стать нашей крепостью, я не могу больше вырастить ни на ладонь. Лучше свобода и смерть, думал я, чем бесконечная жизнь в рабстве. А теперь моя уверенность поколебалась. Какой смысл что-то строить, если когда-нибудь оно непременно разрушится? Если когда-нибудь я непременно умру — к чему тогда ждать? Завтра ничем не лучше, чем сегодня. — Он взглянул на меня так, словно увидел впервые. — Но тебе это слово неведомо, так ведь? Животные понимают смерть лишь тогда, когда она прямо к ним приходит. Ну что ж, у меня сохранилось еще достаточно сил, чтоб заставить тебя понять». И его пальцы, бывшие до того очень осторожными, сомкнулись вокруг меня подобно клетке. Медленно, постепенно сжимал он их в кулак, выдавливая из меня мою жизнь. Я барахталась, сопротивлялась, но все, конечно же, было тщетно. О, сколь велик был мой ужас! И в тот момент я действительно осознала смысл и природу смерти.

— И что же ты сделала? — поинтересовался Вилл.

— Я сделала то, что сделала бы в такой ситуации любая уважающая себя жаба. Я написала ему в ладонь.

— Довольно рисковый поступок, — поморщился Нат, — особенно если учесть, что Нимрод был не только волшебником, но и Силой.

— Откуда мне было знать? Что там знает долбаная жаба?

— Ну и что же было потом?

— Нимрод рассмеялся и отпустил меня. «Живи, маленькая жаба, — сказал он в напутствие, — расти и процветай». Получив свободу, я забилась в скалу так глубоко, как только сумела, и был еще, как видно, в его словах остаток могущества, потому что здесь я и нахожусь с того самого времени.

— Тяжело, наверное, быть вечно запертой в каменном пузырьке без всякой возможности его покинуть?

— Я получаю газету. Я слушаю приемник. Как правило, я зарабатываю вполне достаточно, чтобы себя прокормить, а если нет, то впадаю в спячку. И такая жизнь тоже жизнь.

В этот момент раздался грохот, словно по лестнице катилась лавина железной посуды. Дверь распахнулась, и в грохоте копыт, в фонтанах щепок сразу за порогом замерла худосочная вороная кобылка. Лестница в подвал была винтовая и очень крутая. Не иначе как ноги у этой лошадки были из лучшей резины — а то как бы она спустилась? А жилы в них сплошь стальные — а то как бы смогла она мгновенно остановиться? И тут же одним гибким движением с нее соскользнул всадник — тот самый, прежний капитан уланов.

Вилл замер, не успев закурить новую сигарету. На лице у сидевшего напротив Ната появилась грусть пополам с обидой.

— Ты настучала на нас, — укорил он Герцогиню. Жаба поморщилась как от чего-то неприятного.

— Ты симпатяга, — сказала она, — а я люблю симпатяг. Но про охоту на вас орет весь полицейский сканнер, а я никогда не рискую и только тем и сумела дожить до такого возраста.

Лошадь распрямила ноги и по-собачьи встряхнулась. Ее всадник в пылу погони то ли потерял, то ли где-то оставил свою саблю, а заодно и весь свой взвод, однако на боку его все еще висел пистолет, и естественность движения, которым его пальцы расстегнули кобуру, явно намекала, что при нужде пистолет очень быстро прыгнет ему в руку.

— Капитан Багабъяксас, — представился он и коротко поклонился. Капитан был изящно худощав, с резкими чертами удлиненного лица. — Боюсь, я буду вынужден задержать вас для снятия показаний.

Закуривший все-таки Вилл выпустил облачко дыма. Затем сунул два пальца в карман и вытащил свой многострадальный паспорт.

— Вот, уж это-то вы точно спросите.