Драконы весеннего рассвета

— Нет-нет, ничего, — коротко и грустно улыбнулся Зебулах. — Напротив, я нахожу даже полезным припоминать иногда мрак и ужас того несчастного времени. В своих ежедневных скитаниях я иногда начинаю забывать, что в этом городе когда-то жили… Плакали, смеялись, любили… А на улицах играли дети — в том числе и в тот ужасный вечер, когда Боги обрушили с небес огненную гору… — Он помолчал немного, потом тяжело вздохнул и продолжал: — Ты спрашиваешь, где храм? Его больше нет. В том месте, где, бывало, стоял Король-Жрец и выкрикивал самонадеянные угрозы и попреки Богам, теперь черный провал. Морская вода залила его, но там ничто не живет. Ни рыбы, ни водоросли. Никто не измерял его глубины — морские эльфы и близко к нему не подплывают. Однажды я заглянул в его страшную тьму — и почти сразу бежал, не вынеся ужаса. Я думаю, он тянется до самых недр зла… — Зебулах остановился посреди полутемной улицы и пристально вгляделся в лицо Золотой Луны. — Я понимаю, виновные были наказаны. Но за что же невинных?.. Почему их обрекли на такие страдания?.. Я вижу, ты носишь медальон Мишакаль, Целительницы. Можешь ли ты мне ответить? Как учит об этом твоя Богиня?..

Жрица замешкалась — она не ожидала вопроса. Потом попыталась прислушаться к себе: что подскажет ей сердце? Речной Ветер стоял подле подруги — как всегда, суровый, бесстрастный и молчаливый.

— Я и сама размышляла об этом… — Проговорила наконец Золотая Луна. Придвинувшись к Речному Ветру, она коснулась руки мужа, черпая уверенность в его сдержанной силе. — Однажды, во сне, я понесла наказание за свое маловерие… За то, что задавала вопросы. Я была наказана потерей любимого… — Речной Ветер обнял ее, как бы желая уверить: я здесь, я жив, все хорошо. — Иногда я стыжусь того, что без конца вопрошаю, — продолжала Золотая Луна. — Но я сразу припоминаю, что именно вопрошание и привело меня к древним Богам… — Она умолкла. Речной Ветер провел ладонью по ее бледно-золотым волосам. Она подняла голову и улыбнулась. — Нет, — тихо ответила она Зебулаху. — Разгадки этой великой тайны у меня нет. И я по-прежнему вопрошаю. Я закипаю гневом, видя, как страдают безгрешные, а злодеям — все нипочем. И теперь я знаю, что мой гнев — это огонь кузнечного горна. Его жар претворяет ком сырого железа — мой дух — в упругий стальной стержень, который есть моя вера, поддерживающая бренную плоть…

Молча и задумчиво смотрел Зебулах на Золотую Луну, стоявшую среди развалин Истара. В волосах молодой женщины, казалось, таился солнечный свет, которому не суждено было более коснуться останков древнего города. Прекрасное лицо было отмечено следами тяжких и темных дорог, которые ей выпало прошагать. Но следы пережитого не портили ее красоты — нет, они скорее подчеркивали ее. В синих глазах светилась мудрость и затаенное счастье: она ведь несла в своем чреве новую жизнь.

Взгляд мага обратился к мужчине, нежно обнимавшему подругу. Его суровое лицо тоже щедро отметили страдания и труды далеких дорог. Но в темных глазах была та же любовь, а могучие руки бережно и заботливо обнимали женские плечи.

А может, и зря я столько времени провел под водой, подумалось Зебулаху, и он вдруг почувствовал себя очень старым и очень несчастным. Может, и я сумел бы кому-то помочь, если бы остался наверху и, как эти двое, направил жар своего гнева на поиск ответов. Вместо этого я дал гневу разъесть свою душу, так что в конце концов мне только и оставалось спрятать его здесь…

— Пойдемте, — сказал Речной Ветер. — А то как бы Карамону не взбрело в голову самому пойти разыскивать нас. Не удивлюсь, если он уже где-нибудь бродит…

— Пожалуй, — кашлянув, сказал Зебулах. — И правда, пойдемте. Только, по-моему, эти парень с девушкой вряд ли куда ушли. Он был совсем слаб…

— Он был ранен? — обеспокоенно спросила Золотая Луна.

— Телесно — нет, — ответил Зебулах, сворачивая в захламленный проулок и направляясь к полуобрушенному зданию. — Ранен был его дух. Я понял это еще прежде, чем девушка рассказала мне о его брате-близнеце… Ясный лоб Золотой Луны прочертила морщинка. Она сжала губы.

— Прости, госпожа с Равнин, — улыбнулся Зебулах, — но я как раз вижу в твоем взгляде огонь того самого кузнечного горна… Жрица залилась румянцем.

— Я же говорила тебе, что мне еще очень далеко от совершенства. Да, мне следовало бы принять как должное и самого Рейстлина, и то, что он сотворил со своим братом. Мне следовало бы верить, что все это — лишь необходимый шаг на пути к величайшему благу. Мало ли чего не в состоянии постичь мой скудный рассудок! Но, боюсь, это превыше моих сил. И я молю Богов только о том, чтобы больше с ним не встречаться.

— А я — нет, — неожиданно проговорил Речной Ветер, и голос его не предвещал Рейстлину добра. — Я — нет, — повторил он угрюмо.

* * *