— Вот это да, — вздохнул любитель планов и карт. — Ну конечно же, — сказал он, — это карта! Ага, вот тут я сейчас стою. Значит, меня унесло-таки внутрь горы! — И он огляделся, внезапно поняв: — Здесь как раз горло дракона! Так вот почему у комнаты такая занятная форма! — И вновь уставился в план: — Вот картина на стене, балкон и колонны… — Он повернулся кругом. — Ну да, вот она лестница. Куда она ведет? В голову. А вот отсюда я вылез. Какая-то ветровая комната! Но кто все это построил? И зачем?..
Тассельхоф пошел дальше вдоль балкона, пытаясь найти хоть какую-нибудь сцену, которая подсказала бы ему ключ к загадке картины. И в правой части ее он обнаружил еще одну битву. Только на сей раз Тас и не подумал пугаться. Там тоже были нарисованы алые, черные, синие и белые драконы с их смертоносным дыханием, огненным и ледяным… Но не только они. Реяли в небесах и другие драконы. Прекрасные, благородные. Серебряные и золотые. Они бились со злобными тварями не на жизнь, а на смерть…
— Вспомнил!.. — завопил Тассельхоф. И запрыгал на месте, крича по-дикарски: — Вспомнил! Вспомнил! Фисбен показывал мне в Пакс Таркасе! Есть на свете хорошие драконы! Они помогут нам прогнать плохих! Надо только разыскать их. А вот и Копья…
— Проклятие! — зарычал совсем рядом чей-то голос. — Только устроишься вздремнуть, тут же врывается не пойми кто и начинает ходить на голове! Ну в чем, спрашивается, дело? Орешь, словно покойника решил разбудить!
Тассельхоф испуганно обернулся, сжимая нож в кулаке. Он мог бы поклясться, что только что был здесь совершенно один. И тем не менее это было не так: со скамьи, примостившейся в темном уголке, вставал некто в длинном одеянии. Потянувшись, он поднялся и пошел вверх по лестнице, быстро приближаясь к кендеру. Бежать было некуда, но Тас и не собирался бежать. Его уже разбирало любопытство, он открыл рот спросить странное существо, кто оно такое и почему устроилось спать в горле Драконовой Горы… Но тут незнакомец вышел на свет, и Тас увидел, что это был седой старец. Более того: это был…
Нож Тассельхофа звякнул об пол, вывалившись из руки. Кендер обмяк, привалившись спиной к перилам балкона. В первый, последний и единственный раз в своей жизни Тассельхоф Непоседа утратил дар речи.
— Ф… Ф… Фи… — И все, только какое-то кваканье.
— Ну? В чем дело? Изволь-ка объясниться! — подходя вплотную, приказал старец. — Только что ты весьма исправно шумел. Что же с тобой вдруг случилось? Язык проглотил?
— Ф-ф-фи… — заикался Тас.
— Ах ты, бедняжечка! Наверное, какой-нибудь детский испуг, отсюда и затруднения с речью. Очень, очень печально! А впрочем… — И старец начал рыться в карманах своего одеяния, расстегивая их один за другим, между тем как Тассельхоф все еще стоял перед ним, безмолвно дрожа. — Вот! — сказал старец. Вытащил монетку, вложил ее в потную ладонь кендера и заставил сомкнуть непослушные пальцы. — Ну, беги. Разыщи какого-нибудь жреца…
— Фисбен!.. — прорвало наконец Тассельхофа.
— Кто? Где? — старец принялся озираться. Взметнув над головой посох, он со страхом вглядывался в темноту. Потом до него дошло. Он повернулся обратно и спросил громким шепотом: — А ты уверен, что видел именно Фисбена? Разве он не умер?
— Я так думал… — беспомощно пробормотал Тас.
— Так что ж он тут бродит и пугает честных людей! — возмутился его собеседник. — Надо будет поговорить с ним. — И закричал: — Эй, ты?..
Тас протянул дрожащую руку и потянул его за одежду:
— Я… я не очень уверен, но, по-моему, ты и есть Фисбен…
— В самом деле? — опешил старец. — Я вправду плоховато себя чувствовал нынешним утром, но где ж было знать, что дело зайдет так далеко… — Его плечи поникли: — Так значит, я умер. Окочурился. Протянул ноги… — Он проковылял к скамейке и плюхнулся на нее. — Ну и как, — спросил он, — хорошие были похороны? Много ли народу пришло? А салют из двадцати одного залпа был? Мне всегда хотелось, чтобы меня проводили таким салютом…
— Ну… — протянул Тас, гадая, что такое «залп» и «салют». — Все было… ну… больше похоже на заупокойную службу. Дело в том, что мы так и не смогли разыскать твое… твои… как бы это выразиться…
— Останки? — подсказал старец.
— Ну да, останки, — Тас даже покраснел. — То есть мы их искали, но все эти куриные перья… и темный эльф… Танис потом сказал, что мы опять едва не погибли…
— Куриные перья! — негодующе фыркнул старец. — Какое отношение имели куриные перья к моим похоронам?
— Мы… мы с тобой и Сестаном… Помнишь Сестана, овражного гнома? И ту огромную цепь в Пакс Таркасе! И алого дракона! Мы еще влезли на цепь, и тогда дракон пережег ее своим огненным дыханием, и мы полетели вниз… — История воодушевила Таса; она успела стать одной из его любимых. — …И я уж решил — все, кранты наступают. Там, верно, футов семьдесят было до дна… — эта цифра незаметно увеличивалась с каждым последующим пересказом, — …а ты был ниже всех, и вдруг я слышу — ты поешь заклинание…
— Да, я, между прочим, неплохой маг.