Дракула

Я рискнул и, благодаря Создателю, вернулся опять в свою комнату. Совершенно бодрый, со свежими силами, я подошел к окну, выходящему на юг и на узкий каменный карниз. Стена построена из больших грубо отесанных камней, и известка между ними выветрилась от времени. Я снял сапоги и начал спускаться по ужасному пути. Я прекрасно знал направление, а также расстояние до окна графа, считался с этим, сколько мог, и решил воспользоваться всеми полезными случайностями. Я не чувствовал головокружения — должно быть, я был очень возбужден, — и время показалось мне невероятно коротким, так как вскоре я очутился у окна комнаты графа. Тем не менее я страшно волновался, когда наклонился и спустил ноги из окна в комнату. Я взглянул — нет ли графа — и с удивлением и радостью увидел, что в комнате никого не было. Обстановка напоминала стиль южных комнат, и так же покрыта пылью. Я стал искать ключ; в замке его не оказалось, я его нигде не находил. Единственное, что я обнаружил, — целая куча золота в углу: золото всевозможного рода — романские, британские, австрийские, греческие и турецкие монеты, покрытые целым слоем пыли и, должно быть, долго лежавшие в земле. Я не заметил среди них ни одной, возраст которой насчитывал бы менее трехсот лет. Там были еще цепи, украшения и несколько Драгоценностей, но все старое и в пятнах. В углу была дверь. Я попробовал ее открыть, так как, не найдя ключа от комнаты или входной двери, что было главной целью моих поисков, я должен был продолжать свои исследования для того, чтобы все мои труды не пропали даром. Она оказалась открытой и вела круто вниз сквозь каменный проход по винтовой лестнице. Я спустился, внимательно наблюдая за тем, куда я иду, ибо лестница была темная и освещенная лишь редкими отверстиями в толстой каменной стене. На дне я натолкнулся на темный проход туннеля, откуда несся тошнотворный, убийственный запах — запах старой, только что разрытой земли; по мере моего приближения запах становился все удушливее и тяжелее. Наконец, я толчком распахнул какую-то тяжелую полуоткрытую дверь и очутился в старой развалившейся часовне, служившей, как видно, склепом. Крыша ее была сломана, и какие-то ступени вели в трех местах в углубления; земля была здесь недавно разрыта и насыпана в большие деревянные ящики, очевидно те самые, что привезли словаки. Я начал искать еще какой-нибудь выход, но его не оказалось. Тогда я исследовал каждый вершок пола, чтобы не пропустить какой-нибудь детали. Я даже спустился в углубления, куда с трудом проникал тусклый свет; спустился я туда с чувством страха. Я обыскал два углубления, но ничего там не нашел, кроме обломков старых гробов и кучи пыли. В третьем я все-таки сделал открытие.

Там в одном из больших ящиков, которых всего было 50 штук, на куче свежей земли лежал граф! Он или был мертв, или спал, я не мог определить, так как глаза его были открыты и точно окаменели, но без остекленевшего оттенка смерти, щеки были жизненны, несмотря на бледность, а губы красны как всегда. Но лежал он неподвижно, без пульса, без дыхания, без биения сердца. Я наклонился к нему, стараясь найти какой-нибудь признак жизни, но тщетно. Он, должно быть, лежал здесь недавно, так как земля была свежей. Около ящика покоилась крышка с просверленными в ней дырками. Я подумал, что ключи, вероятно, находятся у графа, но когда я начал их искать, взор мой случайно встретился с мертвыми глазами графа, и в них я прочел такую ненависть, что в ужасе попятился назад и поспешно ушел обратно, выбрался через окно и, взобравшись по замковой стене, вернулся к себе. Я бросился, задыхаясь, в постель и постарался собраться с мыслями…

29 июня.

Сегодня срок моего последнего письма.

Граф пришел ко мне и сказал:

— Завтра, мой друг, вы должны выехать. Вы возвратитесь в свою великолепную Англию, а я вернусь к делу, которое, может быть, приведет к такому концу, какого мы вовсе не ожидаем. Ваше письмо уже отослано; завтра меня здесь не будет, но все будет приготовлено к вашему отъезду. Утром сюда придут цыгане и несколько словаков. Когда они уйдут, за вами приедет моя коляска, которая повезет вас в проход Борго, где вы пересядете в дилижанс, идущий из Буковины в Быстриц, по я надеюсь, что увижу вас еще раз в замке Дракулы.

Я решил проверить ею искренность и спросил прямо:

— Почему я не могу выехать сегодня вечером?

— Потому что, дорогой мой, мой кучер и лошади отправлены по делу.

— Но я с удовольствием пойду пешком, я сейчас же готов уйти.

Он улыбнулся так мягко, так нежно и в то же время такой демонической улыбкой, что мои подозрения воскресли с новой силой. Он спросил:

— А ваш багаж?

— Я могу прислать за ним. Сейчас он мне не нужен.

Граф встал и сказал с такой поразительной изысканностью, что я не поверил себе, до того это было искренне:

— У вас, англичан, есть одна пословица, которая близка моему сердцу, так как ею руководствуемся и мы, магнаты: добро пожаловать, гость приходящий, и спеши — уходящий. Пойдемте со мною, дорогой мой друг, я и часу не хочу оставлять вас против вашего желания. Идемте же!