Сам замок — скорее дворец, чем крепость, очень похож на те, что возвышаются над Зальцбургом, — очень древний, по моим подсчетам, время его постройки относится к тринадцатому веку, и являет он собою истинный шедевр отъявленного уродства. И по прошествии столетий не многое изменилось в убранстве внутренних помещений, но ничто не смогло сделать замок более приемлемым для жизни. Большинство огромных окон сверкают стеклами, а стены украшены обветшалыми гобеленами, но с наступлением ночи, когда шум трепещущихся штор мешает уснуть, становится очевидно, насколько здание беззащитно перед разыгравшейся стихией. Крепостные стены остались в неизменном виде с тех самых времен, когда на местных крестьян, приехавших жаловаться на чересчур высокие подати, были вылиты чаны кипящего масла. Существует только один вход в замок, защищенный подъемной решеткой и двумя огромными, обитыми железом дверями. Воду здесь достают из большого центрального колодца с помощью хитроумной деревянной конструкции. Куда ни бросишь взгляд, всюду высятся статуи чудовищ, подобно ядовитым грибам. Высокие зубчатые стены надежно защищают от сильных холодных ветров, которые постоянно дуют с Карпатских гор, и поэтому главный внутренний двор замка представляет собой оазис спокойствия, где можно прогуливаться, не опасаясь, что резкий порыв ветра подхватит и поднимет тебя в воздух.
Но непостижимый характер самого графа влияет на окружающую атмосферу, наделяет замок исключительными, только ему присущими чертами, и пугающее чувство потери и одиночества наполнило бы сердце любого храбреца, волею судеб оказавшегося здесь. Ветер стонет, словно умирающий ребенок, и даже солнечный свет, с трудом проникающий в большой зал через витражные стекла, кажется безжизненным.
Мне посоветовали не сближаться в общении с моим клиентом сверх меры. Те жители Лондона, кто имел с ним какие-то деловые отношения, отмечали, что он «типичный житель континентальной Европы». Они были способны оценить его благородное происхождение, титул и богатство, перешедшие по наследству, превосходные манеры и образованность, но никак не могли понять мотивы его действий, а его замкнутость и отчужденность еще больше отдаляли его от жителей Лондона, где мужчины склонны обсуждать колебания акций и породы лошадей, а не собственные чувства. Со своей стороны граф тоже предпочитал сохранять дистанцию в отношениях со всеми. Он даже ни разу не пожал мне руку, а в тех редких случаях, когда мы обедали вместе, покидал стол, оставляя меня в одиночестве, едва проходило десять минут от начала трапезы. Возникает такое ощущение, будто ему тяжело переносить присутствие чужого человека в своем доме.
Я провел здесь уже больше месяца. Мой хозяин покинул замок в середине июня, жалуясь, что летний воздух «слишком разреженный и яркий» для него. Он обещал вернуться в первых числах сентября, тогда же он освободит меня от исполнения возложенных на меня задач и я смогу возвратиться домой к моей Мине, прежде чем горные тропы станут непроходимы с наступлением холодов. Этот замок стал бы самым ужасным местом на свете, если бы не библиотека графа. Во всех помещениях замка очень холодно, порой даже в полдень пронизывающие до костей порывы ветра заставляли меня содрогаться, но в библиотеке возвышался самый замечательный камин, какой я когда-либо видел. Он меньше того, что находится в Большом зале, где в прежние, счастливые времена бурлила жизнь: запекали сочные окорока и над огнем кипели котлы с супами. Но сейчас там невыносимый холод, там пусто и безжизненно, словно в могиле. Камин украшен искусно выполненным фамильным гербом Влада Дракулы, и жаркое пламя поддерживается в течение всего дня, так что даже ночью в библиотеке тепло и уютно. Только здесь я ощущаю себя в полной безопасности.