Читаем Дракула полностью

Стокер — нечто иное. Влечение к литературе — и бездарность… А может быть, совсем не бездарность? Ведь он создал столь популярный в массовой культуре образ!

Образы массовой культуры наделены неизбежной мифологичностью; в противном случае они никогда не могли бы пользоваться такой популярностью среди людей, различных по возрасту, образовательному уровню, привычкам. Упомянутому критерию как нельзя более соответствует образ вампира — графа Дракулы. По отношению к кино- и литературной продукции, прославившей его, он в достаточной степени автономен, он — не персонаж романа Брэма Стокера в том смысле, в каком, например, Анна Каренина — персонаж романа Толстого; романов и фильмов может быть бесчисленное количество, они могут не обладать художественной уникальностью (что, впрочем, не исключает возможность шедевра, каков, по нашему мнению, фильм Ф. В. Мурнау «Носферату»), однако Дракула, переходя из произведения в произведение, сохраняет свою идентичность, определенные черты облика и поведения, остающиеся неизменными.

Вдруг неудачник Стокер обладал редким талантом — мифотворческим?

Что такое талант мифотворца, или, как мы его назовем, мифотворческий, или мифологический талант? В чем-то он сходен с литературным, но не совпадает с ним. Литературный талант это талант сочетания слов, как верно отметил Брюсов; мифотворческий — это талант называния имен собственных. Правильно найденное (точнее, услышанное внутренним слухом) имя — половина мифа. Вторая его половина — сюжет, схема действий героя (или героев). Прометей — принес людям божественный огонь, за что наказан Зевсом. Аргонавты — плывут за золотым руном. Эдип — убил отца и женился на матери. В отличие от литературного шедевра, где невозможно изменить ни строки, ни слова, миф не имеет ни стиля, ни законченной художественной формы и поэтому может быть выражен по-разному. Отсюда возможность различных воплощений одного и того же мифа — например, «Антигона» Софокла и «Антигона» Ж. Ануя — при том, что мифотворец, первым назвавший имя Антигоны, нам неизвестен.

О чем просил Стокер, призывая, согласно ритуалам, языческих богов в ордене Золотой Зари? Уж не о том ли, чтобы ему было явлено единственное знание, то, которое влекло его всю жизнь? Знание, которое возместило бы невеликий литературный дар и позволило бы потрясти читающую публику…

Дракулу Брэм Стокер не родил. Он его вызвал.

Как медиум на спиритическом сеансе. Как шаман. Как вызывает у Гете Фауст духа земли: «Явись, явись мне, я всем сердцем твой. Пусть я умру, явись передо мной!»

Роман был опубликован в 1897 г., но замысел возник почти на десять лет раньше, причем возник именно как мистическое озарение: по воспоминанию писателя, ему приснился сон, в котором он увидел старика, встающего из гроба. Пробудившись, Стокер немедленно делает наброски романа. Прообраз бесконечно далек от окончательной версии, дело в нем происходит не в Трансильвании, а в Штирии (Австрия), но кое-что уже выкристаллизовывается. В частности, герой назван «kont» — по-английски титул графа (иностранного; английский граф именуется «earl»). Но роман все еще неоригинален, вторичен… Схема действий есть, нет имени. И это бесценное имя Стокер находит, случайно (но будем помнить, что в магии всякая случайность закономерна) наткнувшись на книгу «История Молдавии, Трансильвании и Валахии»: ради развлечения он взял ее в библиотеке приморского санатория городка Уитби, который он потом вставит в роман. Происходит второе мистическое озарение: в герое, встающем со страниц этой книги, жестоком валашском князе Цепеше, прозванном «Дракула», он узнает привидевшееся ему чудовище! Это не было рождение ранее не существовавшего персонажа, это было узнавание того, кто был всегда. Знание предварительное, неполное совмещается со знанием полным и окончательным, чтобы в результате, как в фокусе, явить образ того, кто выжидал, затаясь во тьме, чтобы объявиться, когда придет время…

Кто же на самом деле явился Стокеру?

<p>II</p>

Когда и где закладывается судьба народа? Должно быть, еще до рождения, за много столетий до того, как впервые человек назовет себя русским, или французом, или румыном. И как и для человека, для народа в одинаковой степени важны как родители, так и обстоятельства зачатия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги