Дракула

Усадьба называется Карфакс, — несомненно, искаженное старое французское название „Катр Фас“ (четыре лица): все четыре стены дома расположены по основным направлениям компаса. Участок занимает акров двадцать, огороженных уже упомянутой глухой каменной стеной. Там много деревьев, отчего местами в усадьбе мрачновато; есть глубокий темный пруд, или, точнее, озерцо, питающееся, наверное, подземными источниками — вода в нем прозрачная, и из него вытекает речка. Дом очень большой, и в его архитектуре преобладает печать Средневековья: одна из стен сделана из очень толстого камня, в ней — лишь несколько высоко расположенных окон с железными решетками. Дом напоминает замок и примыкает к старой часовне. У меня не было ключа от двери, ведущей из дома в часовню, поэтому я не зашел внутрь, но сделал несколько ее снимков своим „Кодаком“. В разные времена дом частично и довольно беспорядочно достраивался, поэтому я не смог точно определить его общую площадь, но она, должно быть, очень велика. Поблизости домов немного, один из них — довольно большой — построен недавно, это частная психиатрическая лечебница. Но из усадьбы ее не видно».

Когда я кончил, граф сказал:

— Хорошо, что дом старинный. Я сам из древнего рода, жизнь в новом доме была бы для меня мучительна. Конечно, за день дом не сделаешь жилым; но, в сущности, не так уж много дней составляют столетие. Меня радует и то, что там есть старая часовня. Нам, господарям Трансильвании, не хотелось бы, чтобы наши кости покоились рядом с простыми смертными. Я не ищу ни веселья, ни радости, ни упоения солнечными лучами и искрящимися водами, столь любимыми юными и жизнерадостными людьми. Я уже не молод, и мое сердце, измученное годами скорби по умершим, не склонно к веселью. Да и стены моего замка разрушаются, внутри сумрачно, холодный ветер дует сквозь проломы в стенах и разбитые окна. Я люблю тень и полумрак и хотел бы жить уединенно, насколько это возможно.

Почему-то его слова не соответствовали его облику. Возможно, сами черты лица этого человека придавали зловещий оттенок его улыбке.

Вскоре он извинился и вышел, попросив меня собрать мои бумаги. В его отсутствие я начал рассматривать книги. Среди них был атлас, открытый, конечно же, на карте Англии, было видно, что ею много пользовались. Я заметил, что некоторые пункты обведены кружками, один из них близ Лондона, как раз там, где расположена новая усадьба графа; два другие — Эксетер и Уитби — на йоркширском побережье.

Приблизительно через час граф вернулся.

— А, вы все еще за книгами? — заметил он. — Хорошо! Но вы не должны так много работать. Пойдемте, мне сказали, ваш ужин готов.

Он взял меня под руку, и мы прошли в соседнюю комнату, где меня ждал великолепный ужин. Граф вновь отказался от него, сославшись на то, что обедал вне дома. Но, как и накануне, пока я ужинал, он сидел со мной, непринужденно болтая. Потом я закурил сигару, как и в прошлый вечер. И так за разговором — граф задавал вопросы на самые разные темы — проходил час за часом.

Я чувствовал, что время очень позднее, но ничего не говорил, так как считал своей обязанностью идти навстречу желаниям хозяина. Спать мне не хотелось, вчерашний продолжительный сон подкрепил меня. Но тем не менее я почувствовал озноб, как это обычно бывает на рассвете, который своим переходом от ночи к дню подобен смене приливов и отливов на море. Говорят, что люди чаще всего и умирают в предрассветные часы или же при смене прилива и отлива; любой, кто работал целую ночь и, устав, испытал на себе этот переход из одного времени суток в другое, поймет меня.

Вдруг мы услышали необыкновенно пронзительный крик петуха, словно прорезавший прозрачный утренний воздух.

Граф Дракула тут же вскочил: