Дракула. Последняя исповедь

— Не забывай, я нахожусь в плену у Корвина тринадцать лет, с того самого времени, когда он предал меня и Крестовый поход, отказавшись прийти мне на помощь. Этот король приказал изготовить лживые письма, в которых выставил меня предателем. Для всего этого он использовал человека, которого я считал почти что братом. — Влад в раздражении бросил ложку в миску с супом. — Четыре года я провел в Вышеграде, в постоянном напряжении и смятении, ожидая, когда явится наемный убийца и прикончит меня. Потом ветер поменялся. Ворон сцепился со Стефаном Великим, поссорился с турками, и князь Цепеш снова стал ему очень полезен. Нет, не для того, чтобы на деле кого-то сажать на кол. — На лице Влада мелькнула улыбка. — А чтобы угрожать тем, кого Корвин желал припугнуть. — Он махнул рукой. — Моя тюрьма теперь выглядит иначе. Король даже дал мне женщину, которая скрасила дни заключения. Он держит меня недалеко от себя, хотя и не слишком близко — через реку, чтобы можно было похвастаться перед заезжими гостями, показать им чудовище в клетке, причудливую фигуру из народной сказки.

Он поднялся из-за стола, прошел по комнате, подошел к сундуку, стоявшему у стены, резко открыл его, заглянул внутрь и достал какой-то мешок. Потом Дракула вернулся к столу и высыпал на него груду бумаг.

— Я кое-что покажу тебе. Это памфлеты. Самые первые были изготовлены в Брашове и Сибиу сразу после моего падения. У этих саксонцев, конечно, были веские причины ненавидеть меня. Ведь я лишил их возможности беспрепятственно контролировать всю торговлю в Валахии. Некоторые венгерские вельможи, не исключая, к сожалению, и моих собратьев по ордену Дракона, помогали распространять эти памфлеты, чтобы оправдать свое предательство. — Он взял одну брошюрку и сунул ее прямо под нос Иону. — Ты читал эти бумажки?

— Да. — Тремблак отстранил его руку. — Они появлялись при дворе Стефана, как и повсюду.

— Значит, тебе известно, как в них рассказано обо всем том, что мы с тобой сделали, Ион. — Влад бросил памфлет на стол. — В этих памфлетах написано, что я воздел на колья тридцать тысяч человек в Брашове. Ты помнишь, как много времени уходит на то, чтобы казнить таким способом хотя бы одного человека?

— Да, я помню.

— Тридцать тысяч! Да я до сих пор все еще ставил бы там эти колья.

Еще один памфлет перевернулся и прокатился по столу.

— Здесь говорится о матерях, которым я отрезал груди, чтобы засунуть в эти дыры головы их младенцев. Ты помнишь такое?

— Нет.

— А вот здесь описано, как я отрезал головы боярам и использовал их как горшки, в которых выращивал капусту. Капусту! — зло усмехнулся князь. — Да я всю жизнь терпеть ее не мог!

Он стоял рядом с Ионом и тяжело дышал, потом наклонился к столу и, опираясь на него, направился к своему креслу.

Влад дошел до него, но не сел, а только еще больше склонился, буквально впившись костяшками пальцев в столешницу, потом продолжил тихо, едва слышно:

— Я знаю, что делал много таких вещей, которые вызывали протест, с которыми люди не соглашались. Мне известно, что многие вещи, куда похуже, были совершены от моего имени. На самом деле я лишь ослабил повод и позволил зверю разгуляться на воле.

— Зверю?..

— «Кто следует за зверем? Кто способен противостоять ему?» Помнишь? — Дракула вперил взгляд в Иона. — Это Апокалипсис. Я постоянно перечитываю его. В нем говорится, что стоит только дать дьяволу свободу, как тысячи людей сразу же последуют за ним, будут подражать ему, стараться превзойти. Да, стать страшнее дьявола или… сына Дьявола. — Он указал на себя. — Все, кто проклинал меня при помощи этих паршивых бумажек, преследуя собственные цели, так же как и я, прекрасно знают правду. Она состоит в том, что, как только знамя Крестового похода поднимется над толпой, зверь немедленно прибежит и спрячется в его сени. Тогда каждый сможет делать то, что делал я, то есть такие вещи, которые прежде вызывали протест и осуждение.

Пленник короля Корвина горько и грубовато рассмеялся.

— Я превратился в страшную сказку, которой жирные обыватели забавляют себя за ужином и пугают ею своих детей, когда они балуются и отказываются идти спать. — Влад взял кубок, отпил вина и поставил посудину на стол. — Все, что я делал, все те меры, которые я предпринял ради свободы Валахии, привели к этому. — Он ткнул пальцем в памфлет. — Из меня сделали пугало, кровавое чудовище.

Князь сел, неотрывно глядя перед собой.

Ион внимательно смотрел на него и чувствовал смущение. Перед ним был не тот человек, которого он помнил, и даже не тот, которого ненавидел. Несмотря на миллионы грехов, совершенных им, Дракула никогда не оправдывал ничего из того, что делал сам, и не обвинял других людей, действовавших от его имени. А этот седовласый размазня, обиженный на весь мир, не удосужился понять его.

Тремблак искал слова, хотел сказать что-то такое, что спровоцировало бы его собеседника, показало бы, остался ли в том стержень истинного Дракулы, хотя бы глубоко внутри.

Но Влад опередил его и заговорил снова: