Он взял отвертку и снова снял крышку с гроба. Артур, бледный и молчаливый, глядел на это; когда крышку сняли, он вышел вперед. Он, очевидно, не подозревал или забыл о свинцовом гробе. Когда он увидел в нем дыры, кровь бросилась ему в лицо, потом мгновенно отхлынула, и он, мертвенно-бледный, стоял и молчал.
Ван Хелсинг отогнул свинцовую крышку, мы заглянули в гроб и попятились.
Гроб был пуст!
В течение нескольких минут никто не произнес ни слова. Молчание прервал Квинси Моррис:
— Профессор, я за вас поручился. Вашему слову я поверил! Я никогда бы не оскорбил вас подозрением, но эта тайна заставляет поступиться вопросами чести. Это дело ваших рук?
— Клянусь всем, что мне свято, я не прикасался к ней и не убирал ее тела. Произошло же вот что. Два дня тому назад я пришел сюда с Сьюардом и открыл гроб; и мы нашли его, как и сейчас, пустым. Затем мы остались ждать и увидели нечто белое, двигавшееся между деревьями. На следующий день мы пришли сюда днем и нашли Люси в гробу. Не правда ли, Джон?
— Да.
— В ту ночь мы подоспели как раз вовремя. Пропал еще один ребенок, и мы нашли его, благодаря Богу, невредимым среди могил. Вчера я пришел сюда до заката, так как на закате «не-мертвые» оживают.
Я прождал тут всю ночь до восхода солнца, но ничего не увидел. Должно быть, потому, что привесил к дверям чеснок, которого «не-мертвые» не выносят, и другие вещи, которых они избегают. Сегодня вечером, еще до захода солнца, я убрал чеснок и остальное. Вот почему мы нашли гроб пустым. Подождите вместе со мной. До сих пор тут происходило много странного. Постоим вне склепа, спрячемся где-нибудь потихоньку, вы увидите еще более странные вещи.
Мы один за другим покинули склеп, он вышел последним и закрыл дверь.
О, сколь приятен и чист ночной воздух после душного склепа. Как приятно было видеть бегущие по небу облака, а в просветах мерцание лунного света — не так ли чередуются радости и горести в человеческой жизни? Каким наслаждением было вдыхать свежий воздух, в котором отсутствуют запахи смерти и разложения. Как успокаивал вид алеющего неба вдалеке и приглушенный шум — верные спутники жизни большого города. Все были серьезны и подавленны. Артур молчал, и видно было, что он тщетно пытается постичь тайный смысл происходящего. Я терпеливо ждал развязки и снова был готов отбросить сомнения и поверить Ван Хелсингу. Квинси Моррис был невозмутим, как человек, привыкший принимать вещи такими, какие они есть, а если надо, то и рискнуть всем со спокойной храбростью. Курить было нельзя, и потому он отрезал кусок от плитки табака и начал его жевать. Ван Хелсинг же принялся за работу. Сначала он вынул из своей сумки пачку чего-то вроде тонких вафельных бисквитов, аккуратно завернутых в белую салфетку, затем вынул полную пригоршню беловатого вещества вроде теста. Он мелко накрошил вафли и замесил в тесто. Затем, сделав из этой массы тонкие полоски, он замазал щели дверей склепа. Меня это озадачило, и, стоя поблизости от него, я спросил, что он делает. Артур и Квинси также подошли, так как оба были очень заинтересованы. Он ответил:
— Я закрываю вход в могилу, чтобы «не-мертвая» не могла войти.
— Что это у вас? — спросил Артур.
Ван Хелсинг благоговейно снял шляпу и сказал:
— Святые Дары. Я привез их из Амстердама. У меня есть индульгенция.
Ответ мог устрашить самого большого скептика, и каждый из нас почувствовал, что при таких серьезных шагах профессора, шагах, при которых он решался употребить самое священное для него, невозможно ему не верить. Мы тихо и покорно заняли указанные нам места возле склепа, стараясь разместиться так, чтобы никто из прохожих не мог нас заметить. Я жалел других, в особенности Артура. Мне-то весь этот ужас был знаком по предыдущему визиту.