Дракула. Повести о вампирах (сборник)

В каждой женщине, вероятно, живет материнское чувство, которое позволяет духу возвыситься над мелочами. Я чувствовала голову этого большого горюющего человека на своем плече, гладила его волосы, будто это была голова моего собственного ребенка. Наверное, странно, но я о том не думала. Постепенно его рыдания прекратились, он встал с извинениями, не скрывая своих чувств. Он сказал, что за последние дни и ночи — томительные дни и бессонные ночи — ему не с кем было даже поговорить так, как говорят с людьми в беде. Не было рядом женщины, чье сочувствие придало бы ему силы, с которой он мог бы говорить свободно.

— Теперь я знаю, как я страдал, — сказал он, вытирая глаза. — Но я еще не могу постичь, чем было для меня ваше сострадание. Со временем я пойму это лучше, и, поверьте, хоть я и сейчас полон благодарности, она будет еще больше, когда я лучше пойму, что произошло. Позвольте мне быть вам братом на всю жизнь — ради нашей дорогой Люси.

— Ради нашей дорогой Люси, — произнесла я, и мы пожали друг другу руки.

— И ради вас самой, — добавил он. — Ибо если уважение и благодарность мужчины чего-то стоят, вы их действительно заслуживаете. Если вдруг в будущем вам понадобятся помощь и поддержка мужчины, поверьте, вам не придется долго ждать. Дай вам Бог, однако, чтобы никогда не настал в вашей жизни черный день. Но если что-то случится, обещайте дать мне знать немедленно.

Он был так серьезен, а его печаль столь искренней, что я сказала: «Обещаю».

Проходя по коридору, я увидела м-ра Морриса, смотревшего в окно. Он обернулся, услышав мои шаги.

— Как Артур? — спросил он. Потом, заметив мои покрасневшие глаза, он продолжал: — А, вижу, вы его утешали! Бедный малый, ему это необходимо. Никто, кроме женщины, не может помочь мужчине, когда у него сердечное горе; а его некому было утешить.

Он переносил свое собственное горе так мужественно, что мое сердце истекало за него кровью. Я видела рукопись в его руках и знала, что, прочитав ее, он поймет, как много я знала, так что сказала ему:

— Я бы хотела иметь возможность утешить всех, чьи сердца страдают. Разрешите мне быть и вашим другом и приходите ко мне за утешением, когда вам будет нужно. Вы узнаете потом, почему я так говорю.

Он увидел, что я говорю серьезно, и, подойдя ко мне, взял мою руку и поднес ее к своим губам; это показалось мне жалким утешением для такой мужественной и бескорыстной души; инстинктивно я наклонилась и поцеловала его. Слезы подступили к его глазам, но заговорил он совершенно спокойным голосом:

— Маленькая девочка, вы никогда не раскаетесь в этой искренней доброте!

Затем он прошел в кабинет к своему товарищу.

«Маленькая девочка» — это те самые слова, с которыми он обращался к Люси — ей он доказал свою дружбу!

Глава XVIII

ДНЕВНИК Д-РА СЬЮАРДА

3 °CЕНТЯБРЯ. Я вернулся домой в пять часов и узнал, что Годалминг и Моррис не только приехали, но уже успели проштудировать копии различных дневников и писем, составленных и написанных Харкером и его женой. Харкер еще не вернулся из своей экспедиции. Миссис Харкер дала нам по чашке чаю, и я откровенно признаюсь, что первый раз с тех пор, как я живу в нем, это старое здание напоминало то, что называют домом. Когда мы кончили чаепитие, миссис Харкер обратилась ко мне:

— Д-р Сьюард, могу ли я попросить вас об одолжении? Я хочу видеть вашего пациента м-ра Ренфилда. Позвольте мне повидаться с ним. Написанное о нем в вашем дневнике меня страшно интересует!

Не было никакого основания для отказа, поэтому я взял ее с собой. Когда я вошел в комнату Ренфилда, то сказал ему, что его хочет видеть одна дама, на что он ответил необыкновенно просто:

— Зачем?

— Она обходит весь дом и хочет видеть всех его обитателей, — ответил я.

— Прекрасно, — сказал он, — пустите ее, но подождите минутку, пока я приведу все в порядок.

У него был своеобразный способ уборки: он попросту проглотил всех мух и пауков, заключенных в коробках, прежде чем я имел возможность остановить его. Было ясно, что он боялся или подозревал какое-то вмешательство. Окончив свое мерзкое занятие, он весело сказал: «Пусть дама войдет», — и сел на край постели, опустив голову, но поглядывая исподлобья, так, чтобы видеть ее, когда она войдет. На минуту я подумал, что у него могло быть какое-нибудь преступное намерение: я вспомнил, как он был спокоен как раз перед своим нападением на меня в моем кабинете, и я постарался встать так, чтобы сразу схватить его, если бы он попытался броситься к ней. Она вошла в комнату с непринужденной грацией, подошла к нему с милой улыбкой и протянула руку.

— Добрый вечер, м-р Ренфилд, — сказала она. — Как видите, я знаю вас по рассказам д-ра Сьюарда.

Он долго ничего не отвечал, но глаза его внимательно оглядели ее с ног до головы, а лицо было сосредоточенно нахмурено. Постепенно это выражение сменилось удивлением, перешедшим в сомнение; затем, к моему великому изумлению, он сказал:

— Ведь вы не та девушка, на которой доктор хотел жениться, не так ли? Впрочем, вы не можете, знаете ли, быть ею, потому что она умерла.