Дракула. Повести о вампирах (сборник)

1 ОКТЯБРЯ, 4 ЧАСА ДНЯ. Мы только что собрались выйти из дому, как мне принесли спешное послание от Ренфилда, спрашивавшего, не может ли он меня повидать сейчас же, так как ему надо сообщить нечто чрезвычайно важное. Я поручил посланному передать ему, что в настоящую минуту я очень занят. Служитель добавил:

— Он, по-видимому, необыкновенно нуждается в этом, сэр. Я никогда еще не видел его в таком нетерпении. Не берусь предсказывать, что будет, но полагаю, если вы с ним не повидаетесь, с ним опять сделается один из его страшных припадков.

Я знал, что он не сказал бы такого без оснований, поэтому ответил: «Хорошо, я сейчас приду», — и попросил остальных подождать несколько минут, так как мне надо навестить пациента.

— Возьмите нас с собой, Джон, — сказал профессор. — Его случай, сужу по описанию в вашем дневнике, сильно заинтересовал меня и к тому же имеет некоторое отношение к нашему случаю. Я очень хотел бы повидать его, особенно тогда, когда его душевное равновесие нарушено.

— Можно нам тоже пойти? — спросили лорд Годалминг и м-р Моррис.

Я кивнул, и мы все вместе проследовали по коридору.

Мы нашли Ренфилда в состоянии возбуждения, но речь его и поведение были гораздо разумнее, чем мне приходилось наблюдать раньше.

Его требование заключалось в том, чтобы я немедленно выпустил его из больницы и отправил домой. Он подкреплял свое требование аргументами, доказывавшими, по его мнению, его полное выздоровление, и обращал внимание на свою полную нормальность.

— Я взываю к вашим друзьям, — добавил он, — может быть, они не откажутся высказать свое мнение, хотя, к слову сказать, вы забыли нас познакомить.

Я был удивлен настолько, что странная претензия безумца, находящегося в сумасшедшем доме, чтобы ему представили посетителей, не поразила меня в ту минуту, и к тому же в его манере держаться было известного рода достоинство, как у человека, привыкшего к обращению с равными, так что я сейчас же представил их друг другу.

— Лорд Годалминг, профессор Ван Хелсинг, м-р Квинси Моррис из Техаса — м-р Ренфилд.

Он пожал всем руки, говоря каждому по очереди:

— Лорд Годалминг, я имел честь быть одно время помощником вашего отца в Виндхеме, чрезвычайно огорчен знать, что, судя по вашему титулу, его уже нет в живых. Все знавшие любили и уважали его; в молодости он изобрел, как я слышал, пунш из рома, он пользуется огромной популярностью в ночь перед дерби.

— М-р Моррис, вы должны гордиться своим штатом. Признание его Соединенными Штатами является прецедентом, могущим иметь большие последствия, когда полюс и тропики присягнут в верности звездам, то есть национальному американскому флагу.

— О, как мне выразить свое удовольствие при встрече с профессором Ван Хелсингом? Сэр, я не приношу извинений за то, что не произнес в честь вас приличных случаю слов. Когда человек произвел революцию в области терапии, открыв бесконечную эволюцию в материи мозга, обычные формы обращения неуместны как слишком незначительные. Вас, джентльмены, которые национальностью, наследственностью или врожденными дарованиями предназначены для высокого положения в этом мире, я призываю в свидетели, что я нормален настолько, по крайней мере, насколько нормально большинство людей, пользующихся полной свободой. И я уверен, что вы, д-р Сьюард, гуманный и образованный врач с познаниями в юрисдикции, сочтете своим нравственным долгом обращаться со мною как с человеком, который заслуживает, чтобы просьбу его исполнили…

Думаю, все мы опешили. Я, по крайней мере, был убежден, несмотря на мое знакомство с характером и историей болезни этого человека, что к нему вернулся рассудок, и у меня было сильное желание сказать ему, что я удовлетворен состоянием его здоровья и позабочусь о формальностях, необходимых для его освобождения на следующее утро. Все же я решил, что лучше подождать немного с решением столь важного вопроса, ибо я давно знал на основании прежнего опыта о внезапных переменах, которым был подвержен этот больной. Поэтому я ограничился тем, что констатировал быстрое выздоровление, и сказал, что об остальном побеседую с ним утром и тогда посмотрю, можно ли удовлетворить его желание. Это его совсем не устроило, и он быстро сказал:

— Боюсь, д-р Сьюард, вы едва ли поняли меня как следует. Я хочу уехать сейчас — немедленно — в этот час — в эту минуту, если можно. Время не терпит. Я уверен, стоит только высказать такому великолепному практику, д-р Сьюард, столь простое и в то же время столь важное желание, чтобы оно было исполнено.

Он зорко посмотрел на меня и, заметив, что я отношусь к этому отрицательно, посмотрел на других, словно их испытывая. Не получив удовлетворительного ответа, он продолжал:

— Неужели я ошибся в своем предположении?

— Да, ошиблись, — сказал я откровенно, но почувствовал, что прозвучало это грубо. Наступило продолжительное молчание, после чего он медленно произнес: