— Вам не хочется спать?
— Я боюсь уснуть!
— Боитесь уснуть? Отчего? Ведь это благо, которого все мы жаждем.
— Да, но если бы вы оказались на моем месте, если бы он был для вас предвестником ужаса…
— Предвестником ужаса? Не понимаю, что вы этим хотите сказать!
— Не знаю, сама не знаю! Это и есть самое страшное. Ведь слабость у меня исключительно от этих снов; до сих пор я боюсь даже подумать о них.
— Но, дорогая моя, сегодня вы можете уснуть спокойно! Я буду вас охранять и обещаю вам, что ничего не случится.
— О, я знаю, что на вас я могу положиться!
Я воспользовался случаем и сказал:
— Я обещаю вам, что, как только замечу какие-либо признаки кошмара, немедленно разбужу вас.
— Вы это сделаете? Обязательно сделаете? Как вы добры ко мне! Ну тогда я буду спать!
При этих словах она с облегчением вздохнула, откинулась назад и заснула.
Я продежурил возле нее всю ночь. Она не шевелилась и крепко спала глубоким, спокойным, дарующим силы и здоровье сном. Губы Люси были чуть приоткрыты, а грудь поднималась и опускалась с ритмичностью маятника. Лицо освещала улыбка, и было очевидно, что никакие дурные сны не тревожат покой ее сознания. Рано утром явилась служанка, я уступил ей свое место, а сам пошел домой, так как у меня было много других дел. Я послал короткую весточку и сообщил о хорошем результате операции. Мои многообразные занятия отняли у меня целый день, и было уже темно, когда мне удалось справиться насчет моего пациента зоофага. Сведения были хорошие: он совершенно спокоен на протяжении последнего дня и ночи. Во время обеда я получил телеграмму от Ван Хелсинга из Амстердама с просьбой приехать ночью в Гилингам, так как он хотел иметь меня под рукой; он же выедет ночью на почтовых и будет рано утром.
— Сегодня вам нельзя дежурить. Вы утомлены. Мне опять совсем хорошо. Серьезно, я совсем здорова, и если кому-нибудь из нас непременно нужно бодрствовать, то уж я постерегу ваш сон.
Я не хотел с нею спорить и пошел ужинать. Люси составила мне компанию, и, очарованный ее воодушевляющим присутствием, я прекрасно отужинал и выпил две рюмки более чем превосходного портвейна. Затем Люси повела меня в комнату, которая была рядом с ее комнатой, там топился камин.
— Теперь, — сказала она, — вы останетесь здесь. Эту дверь я оставляю открытой. Вы ляжете тут на кушетке, так как я все равно знаю, что во время дежурства ничто не заставит вас, врачей, лечь в постель, раз рядом находится ваш пациент. Если мне что-нибудь понадобится, я вас позову, и вы тотчас же сможете прийти ко мне.
Мне оставалось только подчиниться, тем более что я устал как собака и не смог бы сидеть дольше, даже при всем желании. Она еще раз повторила, что позовет меня, если ей что-либо понадобится; я лег на кушетку и забыл обо всем на свете.