Дракула против Гитлера.

Я выбежал наружу и обнаружил, что ситуация так и не сдвинулась с мертвой точки. Я увидел Малеву над нашими головами и показал на нее ее отцу, который крикнул ей, чтобы она остановилась.

Она проигнорировала его приказ и продолжила свою опасную пробежку по воздуху. Но теперь уже все цыгане уставились на нее, что, к моему глубоко сожалению, предупредило находившихся у пулемета немцев.

Один из них поднял свой автомат и прицелился. Я заорал, пытаясь ее предупредить. Немец выстрелил. И попал ей в руку или плечо, трудно сказать. Я видел только брызнувшую кровь и как она, вздрогнув, изогнулась, а затем зашаталась на проводе.

Она упала, но успела ухватиться за провод ногой и повисла на согнутом колене, а вот сумка ее упала на землю.

Немец снова выстрелил — на этот раз, к счастью, промахнувшись. Но его сослуживцы стали делать то же самое, и в воздухе вокруг нее тут же зажужжали пули, как шершни, кружащие над бедной девушкой.

Я не знаю, что на меня нашло. Я бросился через весь двор, паля на бегу из своего Шмайсера. Фрицы на мгновение пригнулись, нырнув в укрытия, и я успел пробежать по двору некоторое расстояние, оказавшись под висящей головой вниз Малевой.

«Прыгай!», крикнул я ей.

Она отцепилась от провода, и я поймал ее на руки. И на мгновение время словно остановилось. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, с совершенно неуместной и не сочетавшейся с ее глазами улыбкой на губах. «Видишь», сказала она, «ты мой хранитель». Я хотел поцеловать ее, но лишь выдавил из себя одно слово:

«Паквора», сказал я. И она была именно такой: просто прекрасной.

Но не время было носиться с букетами. Звук выстрелов вывел нас из этих безумных грёз. Я увидел искры от пуль, сверкавшие вокруг нас по булыжникам, и тут вдруг вспомнил, где я и какой опасности мы подвергаемся.

А в следующую секунду рядом с нами оказался Успенский.

«Возьмите ее», сказал я ему, и когда он это сделал, я схватил сумку. Сунув в нее руку, я на бегу стал дергать за шнуры каждой «колотушки», помчавшись к пулеметной точке рваными зигзагами, которыми мог бы гордиться мой тренер по хоккею на траве, не обращая внимания на воспламенившиеся M24 и град пуль, летевших мне навстречу. Я почувствовал, что что-то разорвало мне куртку — пуля, пронзившая меня, но я не остановился.

Когда я оказался на расстоянии броска, я швырнул сумку через стену из мешков с песком и бросился на булыжную мостовую.

Меня сострясла взрывная волна, прокатившаяся по всему моему телу, словно какой-то великан ударом гигантской руки пригвоздил меня к земле.

Когда я поднялся на ноги, мимо меня неслись вооруженные цыгане зачищать пулеметную точку, и я был ошеломлен, увидев, что только что сделал. До такой степени, что у меня ноги задрожали, как томатный заливной студень моей бабушки.

Я направился туда, где оставил Малеву, и увидел обессиленных заключенных, которых выносили или выводили из ворот. Над лежавшей на земле Малевой склонился Ван Хельсинг, а над ним Успенский, и профессор накладывал ей на плечо наскоро подготовленную повязку.

Я подошел к ним, внезапно почувствовав и самого себя очень ослабевшим.

«Что, плохо дело?», спросил я, с тяжким бременем вины на душе за то, что позволил ей подвергнуть себя такой опасности. Но цыганка ответила тем, что вскочила с земли и бросилась ко мне в объятия, поцеловав. Я ощутил поразительное, невероятно чувственное вторжение кончика ее языка.

«Ты спас меня!», воскликнула она, и я сразу же смутился. И стал глядеть по сторонам — куда угодно, только не в глаза девушки.

Мой взгляд упал на ее отца, который только пожал плечами, как часто это делают европейцы, движением, которое говорило слишком многое, что понять это сразу.

Я пришел в себя и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

«Если Гитлер действительно в замке, мы обязательно должны его схватить», сказал я, бережно высвобождаясь из объятий Малевы и отводя их в замок.

«Это наш шанс положить конец этой войне. Здесь и сейчас», заявил Ван Хельсинг и вместе с цыганами двинулся за мной следом.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДНЕВНИКА НЕУСТАНОВЛЕННОГО ЛИЦА

(Перевод с немецкого)

Герр Вольф вгляделся в бледное, почти безжизненное лицо майора Р. и почувствовал, что сделал несколько непроизвольных шагов назад. Пальцы его сжали пистолет Маузер, когда к нему двинулся этот обратившийся. В присутствии майора герр Вольф ощутил грозившую ему смертельно опасность. Ничто из сказанного или сделанного этим офицером не передавало эту зловещую ауру, но она все равно исходила от него, как жар от пылающего огня. Герр Вольф не мог не попятиться назад.

Майор, похоже, понял, что встревожило герра Вольфа, и перестал приближаться к нему. Свет от газовых ламп на стене, отражаясь от вод колодца, рябью проносился по его лицу, похожему на лицо какого-то призрака.

— Мой Фюрер, вам придется приказать мне совершить этот поступок. Я не могу это сделать с вами по своей собственной инициативе.