Драма Иова

Однако, несмотря на то, что Иов жаждет смерти и в этой жажде ярко проявляется связь человеческой экзистенции с объективным содержанием существования, в сознании Иова еще нет ясности понимания самой смерти. Что такое смерть сама в себе? На этот вопрос Иов не может ответить четко. Иногда смерть ему представляется как переход в полное небытие, как полное исчезновение. Проклиная день своего рождения и утверждая, что для него лучше было бы совсем не родиться и тут же ожидая смерти, Иов словно хочет сказать, что смерть перенесла бы его в такое состояние, в котором он был бы нерожденным, следовательно, в небытие. Таким же настроением пронизана жалоба Иова на то, что человек невозвратно проходит словно облако, что он не возвращается из царства мертвых, не возвращается в свой дом. Та великая печаль, которая сопровождает всю эту жалобу, словно показывает, что смерть полностью уничтожает существование человека, что вызывает безутешное сожаление. Однако, с другой стороны, во многих речах Иова можно усмотреть и то, что он все же смерть переживает не как полное исчезновение, а только как переход в бессознательное состояние покоя и сна. Умерший Иов «спал бы» и ему «было бы покойно» (3, 13). В пристанище мертвых «беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах. Там узники вместе наслаждаются покоем, и не услышат криков приставника. Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего» (3, 17–19). Смерть есть распад всех земных отношений, всех связей, но она не является полным исчезновением, ибо Иов отчетливо говорит о жизни после смерти, хотя и о другой жизни, нежели здесь на земле.

Эта своеобразная двойственность понимания смерти достаточно характерна. Иов — религиозный человек. Он чувствует свою связь с трансценденцией, все время указывает на роль божественного Провидения. Но он еще не христианин, который руководствуется Откровением и потому смерть воспринимает только как изменение характера экзистенции: «vita mutatur, non tollitur». Нерелигиозный человек, который с трансценденцией не имеет никаких связей, смерть переживает как полное исчезновение, как переход в чистое небытие, как окончательную гибель нашего Я. В этом отношении никаких колебаний у такого человека нет. С другой стороны, христианин тоже не колеблется. Веря в божественное Откровение, он знает, что смерть есть не исчезновение, но только замена экзистенции, проходящей во времени, на экзистенцию в вечности, в которой она не будет осуществляться, но будет вся сразу. И для нерелигиозного человека, и для христианина смерть совершенно понятна: для одного она исчезновение, для другого — переход. Нерелигиозный человек смерть понимает только своим умом, который прозревает конец экзистенции, но за ее грань он проникнуть не в состоянии. Поэтому он и приходит к выводу, пусть даже логически и неоправданному, что смерть есть исчезновение. Христианин смерть понимает по Откровению Божьему, которое утверждает, что со смертью человек не исчезает, но только перешагивает границы этой экзистенции, переходя в иное существование, еще более реальное, нежели это. Ум христианина уже освещен светом веры, потому он и проникает значительно дальше и глубже.

Между тем Иов находится посередине. Его природный ум вроде бы и готов утверждать, что смерть есть конец. Поэтому он так часто говорит об этом конце и живет настроением конца. Но, ощущая свою связь с трансценденцией, веря в ее покровительство и в Провидение, он уже увидел некий свет с той стороны и потому не может считать смерть полным исчезновением. Смерть предстает перед ним как своеобразное засыпание, своеобразное состояние покоя, где все замолкает, успокаивается, но не исчезает. Природного ума Иова уже коснулся трансцендентный свет и потому он не осмеливается принять радикальное решение. Он начинает сомневаться в своих поверхностных представлениях о смерти и не доверять им. Но этот трансцендентный свет ему еще не понятен. Ответ с той стороны о сущности смерти ему еще не дан. Поэтому Иов не осмеливается утверждать. что смерть только переход в другое, такое же реальное, даже, возможно, еще более реальное существование, как и это. Он остается где-то посередине между нерелигиозным человеком и христианином. Иов уже прорвался через замкнутость нерелигиозного человека, но он еще не вышел на просторы христианина. Иов — религиозный человек во всем своем трагизме и со всеми своими сомнениями.