Драма Иова

В этом отношении экзистенция человека, как она описана в книге Иова и как мы ее характеризуем здесь, значительно отличается от концепции экзистенции, которую мы находим в современной экзистенциальной философии. По утверждению экзистенциальной философии, экзистенция не только ценна сама по себе, но она есть наивысшая ценность. Смерть, как конец или исчезновение, здесь никогда не может быть желанной. Призывание смерти в представлении экзистенциальной философии всего лишь риторическое неистовство человека, не имеющее никакой опоры в его бытии. Такое представление возникло потому, что экзистенциальная философия экзистенцию понимает только в формальном смысле. Ее экзистенция — экзистенция без содержания. Она не имеет глубинного презназначения не только для трансценденции, но и для мира. Экзистенция не призвана, следовательно, не имеет определенного предназначения и определенной задачи, она заброшена, следовательно, вынуждена принять чуждые ей начала под видом объективного содержания. Экзистенция есть то, что остается после разрыва связей человека с миром, с его собственным телом, с его переживаниями и делами. Это чисто формальное существование, чистое — что. В смысле содержания оно — ничто. Экзистенция в современной философии того же названия, как верно заметил О. Bollnow, всему безжалостно чужда; она исключила человека из всяких отношений и сосредоточила его, совершенно изолированного, на самом себе[93]. Поэтому понятно, что в таком случае жажда смерти была бы равноценна жажде уничтожения наивысшей ценности, что выявило бы не несчастливое, но демоническое настроение человека. Приняв формальную экзистенцию, человек должен держаться на ней до конца, ибо она составляет главную его ценность и смысл. Вышеупомянутые изречения Rilke — быть здесь — это много: «здешнее важно» и «здешнее великолепно» как раз и дышат этим формальным духом экзистенции. Великолепно не творить, не предлагать и не осуществлять определенную задачу, но просто быть. Нет никакого сомнения в том, что можно создать концепцию такой экзистенции, придав ей наивысшую ценность. Но также нет никакого сомнения и в том, что реальный человек этой действительности, каким мы его видим на нашей земле, основывается не на формальной экзистенции, но на ее содержании. Жажды смерти в формальной экзистенции нет и быть не может. Между тем у конкретного человека эта жажда возникает часто. Экзистенциальная философия не заметила этой жажды или не оценила ее должным образом. Тем самым она не оценила и объективной стороны человеческого существования, которая как раз и составляет ценность и смысл экзистенции. Формальная экзистенция это экзистенция без объективного содержания, она как раз и есть то, от чего человек хочет избавиться. Она, по словам Иова, «суета» (7, 16), которая напрасно удерживает человека на земле. Жажда смерти и небытия как раз и является жаждой исчезновения такой формальной экзистенции. Экзистенциальная философия основой человека сделала то, что человек как раз и не в состоянии вынести. Иов проклинает свой день рождения не потому, что этот день отяготил его невыполнимыми объективными задачами; не потому, что этот день возложил на него слишком трудное призвание, но именно потому, что он ввел его в чисто формальное существование, оторвал от его призвания и сосредоточил только на самом себе. Существование есть только форма, которая несет объективное содержание. И человек предназначен этому содержанию также, как и этой форме. Поэтому он может желать гибели и форме, если содержание уже погибло. Если форма ничего не несет, если она становится пустой, она достойна той тьмы, которую Иов призывает на свой день рождения. Проклясть свое зачатие и рождение означает осудить формальную экзистенцию. Между тем современная экзистенциальная философия вознесла формальную экзистенцию. Она превозносит то, что Иов бранит и осуждает. То, что в этом кроется некий демонический внутренний надлом в человеке, отчетливо подсказывает наш внутренний голос. Утратив свое призвание, или, точнее, от него отказавшись, современный человек радуется своему чистому существованию, которое обретает в формальном сосредоточении на самом себе. Вне сомнения, когда бабочка вылетает из кокона, можно радоваться пустоте этого кокона. Иов этому не радуется. Он готов его сбросить, но его охотно подбирает новый человек. Бессмысленность сделать смыслом — смелый шаг. Но он требует пересоздания человека.