Живу между «Террой» и «Рюриком». От редактуры Касаткиной взмываю до потолка. Правит бунинский глагол «промыслить» на «помыслить», в ремизовской фразе «литература есть цвет России и всякая веточка» ставит перед «веточкой» вопрос, — не понимает. Вопрос об имени Маркиш. Что такое Перец? Но что делать: он Перец Давидович и т. д. Кошмарная, необразованная баба, советско-социалистический редактор…
Володя Соловьев по моей просьбе продаёт мои старые футбольные календари, выручил 80 рублей, на них тут же купил два куска мыла и ленту для машинки. Володя выглядит жутко: рухнувший советский инженер, оказавшийся не у дел в переходную историческую эпоху. Ну, а я бьюсь за деньги, с трудом выбил гонорар в «Курантах». Владимир Максимович звонит и жалуется: «Ты вот в «Курантах», в «Вечернем клубе» даже с фотографией, а у меня ничего…» Его не интересует, как я, напрягаюсь, печатаю, бегаю по редакциям и т. д., его нервно волнует только мой гонорар. Был нормальный человек, даже приятный, а когда пошло выяснение и расслоение «кто есть кто», тут он показал себя во всей завистливой красе…
Вышел на «Работницу», на ответсека Григория Петровича Орловского. «Вы гость неожиданный, но очень важный», — приветствовал он меня. Просит для журнала модификацию Блока, выдержки из моей коллекции дневников и писем и еще не написанных, но задуманных «Роковых женщин». В заключение Орловский сказал: «Очень рад знакомству с вами, оно очень важно, поверьте, у меня чутье…»
Звонок из «Вечернего клуба»: «Вы попали в пятерку лауреатов…». На что я тут же откликнулся:
Рукописи книг, «Вечерний клуб», вклиниваются «Огонек» и «Работница» и — люди гибнут за металл! — хочется петь голосом Шаляпина.
Только что у зубного поставили коронки на цемент. Только цемента не хватает для полноты счастья!.. А работы невпроворот. А еще радио. Черняк: «Зачем тебе радио. Кто его слушает?! Да, мне звонил Уткин. Говорил, что слушал Юрия Николаевича…» Получилось смешно. Смешно вышло и с помывкой. Устал, хотел помыться — отключили горячую воду. С грехом пополам помылся в тазике, и Ще поливала голову из чайника. Вымылся, — дали горячую воду. Усмешки или гримасы быта. На Соколе за рукав схватила старушка: «Подайте рублик!» Дал трешку.
29 декабря поездка в Красную Пахру на дачу к Юрию Нагибину на редакционном автобусе. Отмечание пятерых лауреатов «Вечернего клуба»: Юрий Нагибин, Юрий Безелянский, Сергей Вурин, Галина Замковец (работник театра эстрады) и какой-то загадочный Миша. Благополучно доехали до заснеженной Пахры, тут жил Твардовский и многие другие, недавно ушел Цезарь Солодарь. Нагибинская дача двухэтажная, шикарная, вся в картинах — Фальк, Тышлер, Ситников и др. Нагибин пояснил: картины собирала его мама, «простая русская помещица». Книжные полки, скульптуры и скульптурки. Тишина, воздух, только твори!..
Каждый лауреат получил грамоту и конверт с 5 тысячами (интересно, что они для Нагибина?). Далее небольшое застолье за длинным деревянным столом под елочкой и потрескиванием камина, — как в кино!.. Последняя жена Нагибина — Алла Николаевна соорудила угощение: бутерброды с красной икрой, хорошая колбаска, грибы, кулебяка, водка «Золотое кольцо», кофе с шоколадными конфетами. Сплошной кайф. Но это не все: Нагибин подписал мне свой сборник «Рассказ синего лягушонка»: «Юрию Безелянскому — который держит в своих руках наше бессмертие — с уважением и трепетом Юрий На гибин». Если отбросить иронию и шутливость, то это — признание моего труда. Действительно, через календарь я вписываю многие имена в историю.
Нагибин рассказывал всякие байки, к примеру, как он однажды в театре, в уборной, очутился вместе с Анатолием Софроновым. «Он лил, как из брандсбойта, у него все было здоровое и мощное, а я стоял рядом и хило так писал…»
Потом фотографировались в саду в снежном интерьере. Лауреаты газеты и живой классик. Приехал домой и написал стишки: