Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Хорошо быть обезьяной,
и попугаем хорошо быть,
и крысой, и комаром, и амебой.
Плохо быть человеком:
все понимаешь.
Понимаешь, что обезьяна — кривляка,
попугай — дурак,
крыса — злюка, комар — кровопиец,
а амеба — полное ничтожество.
Это удручает.

Пескова приобрела переплетный материал, ждет окончания рукописи «Сад любви» и хочет вести ее на Франкфуртскую книжную ярмарку. Ой, что-то во все это не верится… Неожиданно умер Эдик Церковер, 63 года. Говорят, расстроился из-за смерти собаки, много пил. Способный журналист — и слетел с орбиты…

8-го установил новый, кажется, рекорд: 19 машинописных страниц, 10-го ездил в «Работницу». Орловский: «Голубь мой, где Бунин? Обещали в четверг…». Какой Бунин, я заплутался в сентябрьских аллеях «Сада любви». На следующий день пришлось садиться за Ивана Алексеевича. Печатал, а еще помогал Ще провернуть на мясорубке мясо. Мясо и Бунин! И по странной ассоциации вспомнились бунинские строки:

Мне снилось северное море,
Лесов пустынные края…
Мне снилась даль, мне снилась сказка —
Мне снилась молодость моя.

(1903–1904)

Тут был забавный звонок. Эльвира спросила Ще, чем она занимается, та ответила: Веневитиновьм. «Откуда вы с Юрой все это берете?» Ще шутливо: «Из головы». Эльвира серьезно: «Нет, у вас прямая связь с космосом». Как говорится, и смех, и грех. А писавшая мне уже Елена Ивановна Кузнецова написала в письме, как она представляет, как я работаю: перебираю карточки длинными пальцами — «что же сегодня приготовить для читателей?.. А, может, у Вас компьютер? Нет… в Ваших календарях не чувствуется машины, ее холодности и расчета…».

Господи, вот ради таких и пишешь — романтических дурочек (но в хорошем смысле).

Купил «Размышления и афоризмы французских моралистов XVIXVIII веков». Раскрыл наугад, и вот Мишель де Монтень:

«Моя книга в такой же мере создана мной, в какой я сам создан моей книгой…».

«Люди никогда не бывают ни безмерно хороши, ни безмерно плохи» (Франсуа де Ларошфуко).

«Угасание любви — вот неопровержимое доказательство того, что человек ограничен и у сердца есть пределы». (Жан де Лабрюйер).

«Люди глупые никогда не поймут умных». (Люк де Клапье де Вовенарг). «Чтобы жизнь не казалась невыносимой, надо приучить себя к двум вещам: к ранам, которые наносит время, и к несправедливости, которую чинят люди». (Никола-Себастьен де Шамфор).

Французские размышления стоят 15 тыс. рублей, а кг картошки -2,5 тыс., огурцы, помидоры и слива в одной цене — по 4 тыс. И ближе к овощам и картошке наш кудрявич — Сергей Есенин, которым занимаюсь.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств…

Ну, и далее: «Я теперь скупее стал в желаньях, жизнь моя, иль ты приснилась мне?..». Жизнь иногда снится, но снам доверять нельзя, там слишком много фантазий и фантасмагорий. Лучше — дневник. Только ему можно доверять, записывая во след событиям… Ну, а про Есенина 17 августа закончил — 91 страница, 4 печатных или авторских листа, — и кандидатскую можно давать. Только никто вот не спешит с присвоением мне ученой степени.

Приезжала ТВ-бригада в рамках «Старой квартиры». Я рассказывал, они снимали (режиссер Михаил Цитриняк), потом Ще поила всю бригаду чаем. Основные съемки в конце сентября.

Наконец-то приобрел трехтомник воспоминаний Эренбурга, то брал в библиотеке, теперь вот Илья Григорьевич у нас дома. Забавно, что Щекастику в «Сударушке» тоже предложили написать о Есенине, и Сережа Борисов сказал, что ему больше нравится, как пишет Ще — романтический стиль, чем я; я, по мнению Борисова, «слишком много знаю». Вот уже и сравнивают семейно-литературный тандем.

Мы с Ще вместе бьемся на литературно-журнальном фронте, хотя у нас и разное перо, и разный опыт, а вот Юрий Нагибин бился в одиночку, и его дневник, который я сейчас читаю, полон горечи: «Раздражает неполнота успеха… главное — не жить мелкими досадами, не думать о них, не травить душу… Пришла старость, но еще не распад… А завтра настанет мерзость малых забот, ничтожных побед и ничтожных поражений… почти все советские люди — психически больные… Я все время помнил, что мне 66, а тут кончаются шутки…».

Да, Нагибин жил в какой-то зависти к чужим успехам, но и ему изрядно завидовали. Он наотмашь прикладывал коллег — Симонова, Юрия Олешу и других. Я старась никому не завидовать и писать о других более или менее деликатно.

27 августа