В арочные проемы были вделаны стрельчатые окна с флеронами в виде листьев. Подобные орнаменты часто встречаются на старинных надгробиях у церковных стен. По углам дома стояли забавные башенки. Часовня имела собственный контрфорс, увенчивалась шпилем, и сквозь витражные окна был виден крошечный колокол. Жилая часть дома состояла из четырех просторных, с толком и со вкусом обставленных помещений: спальни, столовой, гостиной и кухни. Первый этаж конюшни занимали стойла для лошадей. На втором этаже располагались форейторы, конюхи и кучер. Предоставляю вашему воображению описать внутреннее убранство домика: сковородки и блюда, позолоченные стулья и ковры, картины, канделябры, скатерти, бокалы, тарелки, вилки и ложки. Мне же остается лишь добавить, что в цоколе (на котором хватило места для двух лестничных маршей: до парадной двери и до террасы, огражденной парапетом) скрывался выдвижной ящик с уложенными в нем в безукоризненном порядке сервизами, покрывалами, столовым и постельным бельем, занавесями, гардинами и покрывалами самых изысканных расцветок на самый взыскательный вкус.
— Творения Горация Уолпола[1] вдохновляли фантазию мастера, не иначе, — прошептал мистер Диллет в благоговейном восторге. — Такая удача случается лишь раз в жизни. Пятьсот фунтов, вот его цена, если не больше. Что ж, самое время познакомиться с обитателями.
И мистер Диллет расставил перед собой маленьких человечков. Читателю предоставляется возможность одеть их сообразно своим вкусам и представлениям о той эпохе; я же опускаю руки.
Дом населяли: джентльмен в атласном костюме, леди в парчовом платье и двое детей, мальчик и девочка. Прислуживали им повар, няня, лакей, два форейтора, два конюха и кучер.
— Никого не забыли? Hу-ка, посмотрим.
Мистер Диллет просунул руку в спальню, раздвинул тщательно задернутый полог и уже нащупал было кровать, как вдруг — нет, конечно, ему показалось, — что-то не то шевельнулось, не то слабо пискнуло у него под пальцами. Он тотчас же отдернул руку, аккуратно поднял полог и, обнаружив в кровати седого господина преклонных лет в длинной ночной рубашке и колпаке, осторожно извлек его оттуда. Теперь все семейство было в сборе.
Близился обеденный час, и мистер Диллет, быстро водрузив леди с детьми в гостиную, атласного джентльмена в столовую, челядь на кухню и в конюшню, а пожилого господина уложив обратно в кровать, вышел через гардеробную и вернулся только к одиннадцати часам вечера.
Мистер Диллет любил засыпать в окружении самых ценных предметов из своей коллекции. Уборная, ванная, комод и платяной шкаф находились в соседнем помещении. А в просторном зале, где он иногда работал, часто просто сидел и даже принимал посетителей, стояла огромная кровать с пологом, сама по себе являвшаяся произведением искусства, и уже знакомый нам широкий стол. В эту ночь мистер Диллет укладывался в самом прекрасном расположении духа.
Вокруг, в пределах слышимости, нигде не было часов с боем. Ни в доме, ни на лестнице, ни в конюшне, ни даже на отдаленной церковной башенке. Тем не менее, сладостный переход от приятной дремы к крепкому сну был прерван именно часовым боем. Часы пробили полночь.
Это было настолько неожиданно, что мистер Диллет широко открыл глаза и подскочил на кровати.
Впоследствии он так и не смог объяснить, каким образом был освещен кукольный домик — ведь в комнате было темно. Казалось, будто свет полной луны падал на особняк белого камня, и каждая деталь была различима с фотографической четкостью. Дом обступали деревья — особенно разрослись они за часовней. В воздухе витал аромат холодной сентябрьской ночи, из конюшни еле слышно доносилось позвякивание упряжи и всхрапывание лошадей. Но более всего потрясло воображение мистера Диллета то, что, переведя взгляд наверх, он увидел не стены, увешанные картинами, а бесконечную глубину звездного неба.
Игрушка с откидывающимся фасадом превратилась в настоящий дом с множеством комнат и лестницами, только увиденный как бы в перевернутый бинокль.
— А дальше что? — пробормотал мистер Диллет, пристально вглядываясь в освещенные окна. И хотя он мог поклясться, что они были завешены портьерами, ему было видно все, что происходило внутри.