Драматург

Когда приговорили Стюарта, я решил, что с ним можно навеки проститься. Он был не из тех, кто мог долго продержаться в тюрьме, они съедят его заживо. Когда его посадили, я был в пабе «У Нестора», сидел над чашкой остывшего кофе. Я рассказал о Стюарте Джеффу, поведал вкратце историю наших отношений. Джефф, протирая стаканы, выслушал меня до конца и спросил:

– Ты теперь чист?

– В смысле, не наркоманю?

– Ага.

– Да.

– Тогда пошел он в задницу.

Я подумал, что Джефф слишком суров, и сказал:

– Это слишком сурово.

Он взглянул мне прямо в лицо, помолчал и произнес:

– Стюарт торговал дурью. Как только таких подонков земля носит!

– Мне он вроде нравился.

– Это так на тебя похоже, Джек, всегда защищаешь всякое дерьмо.

Ну что на это сказать? Я ничего не нашел. У края стойки сидел вечный часовой. Типичная особенность ирландских пабов, по крайней мере старых. Часовые сидят, положив руки на стойку, перед ними кружка с пивом, всегда наполовину полная или наполовину пустая – как посмотреть. Они редко разговаривают, разве что иногда произнесут: «Лета так и не будет» или «До Рождества так и не найдем».

Недавно закончился Кубок мира, вернее то, что от него осталось. Слухи о тайных сговорах, подкупленные боковые судьи, безобразные рефери – всё превратило спорт в кошмар. Часовой заявил:

– Этих камерунцев ограбили.

Я воззрился на него, и он добавил:

– Я ставил на Италию, семь к одному, так пять голов не засчитали. Возмутительный позор.

Беда в том, что часовой был прав. Но он становился очень подозрительным, если вы с ним соглашались, поэтому я беспечно улыбнулся. Похоже, это его удовлетворило, и он снова уставился в свою кружку. Не знаю, что он надеялся там найти, может быть, выигрышные цифры в лотерее или ответ Имонну Данфи. Я спросил Джеффа:

– Сколько я должен тебе за кофе?

– Брось, приятель.

– Как Серена Мей?

– Начинает ходить… уже скоро.

– Тогда следи за ней получше, понял?

Выйдя из паба, я поднял воротник своей всепогодной полицейской шинели. Начинал моросить дождь, ничего серьезного. Мимо прошла группа южных корейцев, все еще пребывающих под впечатлением от Кубка мира. Я знал, кто они такие, потому что на их куртках сзади были надписи «Сеульские правила». Двойной стандарт, если такое существует, – спросите итальянцев.

Бывший сосед по Хидден Вэлли сидел на скамье у гостиницы «Большой южный». Он махнул мне, и я подошел. Он начал:

– Ты знаешь, что я никакой не певец. Ну, был я «У Максвиггана» вчера. Немного перебрал. Одна норвежка начала со мной болтать. Я знаю, она оттуда, из одной из этих холодных стран, у нее было такое замерзшее лицо. И вдруг я запел «Ради лучших времен»…

Он помолчал и тряхнул головой, будто удивляясь сам себе. Я знал, что Уилли Нельсон недавно играл в Килкенни, заявив восторженной толпе, что ему нужны деньги, чтобы заплатить за свет. Старый знакомый продолжил:

– Она решила, что песня талантливая, так что я сказал ей, что сам ее написал. Господи, она мне поверила, и мне пришлось трахнуть ее около лодочного клуба. Все эти годы со мной ничего подобного не случалось. Я подумываю даже, что мне следовало начать петь много лет назад. Твое мнение?

– Ты не побьешь Уилли.

Я ушел, оставив его раздумывать над тайнами женщин и музыки. Гулять было приятно, так что я прошел мимо нескольких пабов, устремив взор вперед. Соблазн выпить поджидал меня круглые сутки. Переходя через мост Сэлмон Уэйр, я узнал парня, сидящего рядом с ящиком «Забота о престарелых». Парень крикнул:

– Эй, Джек!

Я знал его всю свою жизнь. В школе он был лучше всех по катехизису, а также преуспевал в английском и ирландском. Он стал браконьером, или, как его здесь называют, вором. Я сказал:

– Как дела, Мик?

Он печально улыбнулся и показал на воду. Мужчина в дорогом рыболовном снаряжении и сапогах по бедра забрасывал длинную удочку. Мик пояснил:

– Немецкий придурок.

– Да?

– Чтобы ловить рыбу один день, надо заплатить небольшой выкуп, да еще отдать половину улова.

Мне пришла в голову интересная мысль, и я спросил:

– А если он поймает только одну?

Мик с откровенным злорадством рассмеялся:

– Тогда он в глубокой жопе.

Мик, наверное, был лучшим вором лосося к западу от Шаннона. У ног его стоял ящик на все случаи жизни, он наклонился, открыл его и достал оттуда фляжку и большую французскую булку:

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Тогда выпей. Согреешься – кровь заиграет.

Я почувствовал, как сильнее начало биться сердце, и поинтересовался:

– А что там?

– Куриный суп и самогон.

Господи, как же мне хотелось согласиться, это было так просто – лишь руку протянуть. Я покачал головой:

– Спасибо, нет.

Мик поднял фляжку к губам, основательно приложился. Затем он опустил руку, и я готов поклясться, что глаза его закатились, когда он воскликнул:

– Забирает!

Я страшно ему завидовал. Что может сравниться с этим ударом тепла по твоему желудку? Мик взглянул на меня:

– Я слышал, ты завязал.

Я печально кивнул, а он снова полез в ящик:

– Хочешь это?

Мик протянул мне календарь с изображением пурпурного сердца спереди и сказал:

– Это на полгода, так что ты не теряешь шесть месяцев.