Еще я притащил двоих пьяниц, которые уже явно перебрали. Налил им по большой порции виски, и они набили свои карманы бутербродами. Менеджер вскинул брови и взглянул на часы. Увиденное его мало утешило. Распахнулась дверь, и в облаке сигаретного дыма появился святой отец Малачи. Он прошел к стойке и заказал себе большую порцию ирландского виски. Я никогда не знал, действительно ли он так хорошо относился к моей матери, но он проводил ненормально много времени в ее обществе. В его ненависти ко мне я был уверен. Мы с Маргарет смотрели, как он подходит к нам. Он бросил презрительный взгляд на людей, поедающих бутерброды, и заметил:
— Ваши друзья, вне сомнения.
Я протянул руку, но священник, проигнорировав этот жест, воззрился на Маргарет:
— Вы, девушка, из Голуэя?
Девушка!
Ее голос снизился до того низкого тона, каким женщины разговаривают со священниками.
— Да, святой отец.
Малачи выпил виски. Щеки у него были красными. Он спросил:
— И что, во имя всего святого, вы делаете с этим клоуном?
Прежде чем Маргарет успела ответить, я сказал:
— Я благодарен за помощь, которую ты оказывал моей матери, но последи за своим языком.
Он повернулся ко мне и, забрызгав слюной отвороты черного пиджака, заявил:
— Твоя мать, да упокой Господь ее душу, наконец от тебя освободилась.
В обществе не принято давать по физиономии священнику. Возможно, многим бы хотелось, но запреты чтили. Я уже подумывал, не нарушить ли мне их, но, поразмышляв, полез в карман, достал бумажник и сказал:
— Хочу с вами расплатиться.
Его глаза заблестели, он почти обрадовался, что я дал ему этот шанс.
— Деньги! От таких, как ты? Да я лучше поеду в Англию, чем это допущу.
— Значит, нет?
Я услышал чьи-то шаги, повернулся и увидел сержанта Коха в черном костюме. Один из тех немногих людей из моего прошлого, кто все еще знался со мной. Он выдал классический вариант ирландского сочувствия:
— Мне очень жаль, что с вами случилась такая беда.
Я заказал ему выпивку, и мы пошли в угол бара и сели за столик. Я оглянулся и увидел, что Малачи предлагает Маргарет сигарету и держит в руке вновь наполненный стакан.
Кох спросил:
— Она легко умерла?
Догадываясь, что он имеет в виду мою мать, я ответил:
— Она ничего в жизни не делала легко.
Он кивнул, затем сказал:
— Но тебе все равно будет ее не хватать.
Сержант хотел быть вежливым, поэтому я пропустил его слова мимо ушей и спросил:
— Ты когда-нибудь слышал про Пикинеров?
Его глаза прокричали «Да», но он проговорил:
— Люди устали искать легальные пути, чтобы разбираться со всякими делами…
Кох коротко рассмеялся и добавил:
— Или, вернее будет сказать, чтобы избежать разбирательств…
Я ждал. Он подумал и сказал:
— Их совсем немного. Если бы не их лидер, они давно бы разбежались.
Миссис Бейли и Джанет побывали на заупокойной мессе и прислали большие букеты цветов. Я был рад, что они не пришли в бар и не видели руины поминок
Сержант допил виски и поднялся:
— Мне пора идти, Джек
— Спасибо, что зашел.
Семейство иммигрантов исчезло вместе со всей едой. Пьяницы настраивались на драку. Я сказал:
— Пора уходить, ребята.
Когда я сунул им бутылку ирландского виски, один из них промямлил:
— Это что, свадьба?
— Нет, похороны.
Пьянчуга внезапно обнял меня, прижал к себе, и я едва не задохнулся от исходящего от него зловония.
— Ты крепись, парень, — выдохнул он.
Когда они уходили, он повернулся, перекрестился и сказал:
— Да благослови вас всех Господь!
Джордж В. Хиггинс.
Утром после похорон я проснулся, удивляясь тому, что не только не пил, даже сигареты не выкурил. Или это милость Господня? Я вовсе не ощущал, что меня осенила благодать. В моем мозгу извивались и свертывались в кольца темные змеи. Глубокое чувство вины перед матерью терзало меня. Я все пытался избавиться от картины, стоящей перед моими глазами: она на этой койке посреди живодерни.
Господи, да кто бы ни запил? Увы, в мире не хватит «Джеймсона», чтобы избавиться от запаха моей вины. Ведь я бросил мать. Оставил умирать.
Я перебрал в уме то, что имею на сегодняшний день.
Тим Коффи, убитый из-за меня. Безумец, одержимый Сингом, убивший двух девушек и играющий в умные игры. Не говоря уже об этих клятых линчевателях, Пикинерах, сгори они в аду.