Читаем Драматургия буржуазного телевидения полностью

Что касается японского вестерна, то здесь дело обстоит несколько иначе. Заимствовав у американских серий принципы изображения героев и основные сюжетные схемы вестерна, японское телевидение воссоздало их в новом, национальном материале. Действие японских серий, как правило, происходит в прошлом столетии, а место шерифа или ковбоя занимает в них фигура странствующего самурая — «стража полей», который восстанавливает справедливость с помощью меча и кулака, наказывая злодея и вступаясь за невиновного. Таковы в японских сериях 70-х годов Тайхем, герой вестерна «Спаситель Тайхем», Камбей («По следам Камбея»), Укон («Побег из Эдо») и многие другие. В японских вестернах может действовать и несколько героев, как, например, «стражи пустыни» (одноименная серия) или группа профессионалов, выполняющих особые поручения, такие, как кража принцессы из замка феодала или поимка главаря шайки мошенников (серия «Бесстрашные волки»).

Однако независимо от того, действуют ли герои индивидуально или сообща, неизменным остается главное: в борьбе со злом они всегда побеждают. Зло выступает в самых разных обличьях: жестокость и алчность феодалов, разбой, от которого страдает мирное население, мошенническая торговля, вымогательство, кровная месть. В японских вестернах зло носит более отчетливо выраженный социальный оттенок, чем в американских, а тем более западногерманских лентах. Скажем, «стражи пустыни» спасают жителей голодающей деревни, которых терроризирует банда грабителей, возвращают домой молодых женщин, угнанных разбойниками, приходят на помощь беззащитным людям, у которых мошенники, прибегнув к подкупу и обману, отбирают серебряные копи. Камбей, герой другого японского вестерна, наказывает жестокого самурая, безнаказанно убившего двадцать горожан, защищает красивую девушку от посягательств местного губернатора и т. п. Главный персонаж серии «Побег из Эдо» ставит своей целью избавить город от грабителей и в каждом эпизоде одерживает победу над кем — либо из них. Не случайно роль спасителя в японских вестернах принадлежит именно самураю, то есть представителю определенной касты, почтение к которой прививалось народу на протяжении многих веков. Японский вестерн — это гимн самурайской доблести и отваге, утверждение превосходства самурайской элиты «ад облагодетельствованными ею простолюдинами.

Не менее существенно, что странствующий самурай, подобно шерифу или ковбою, живет, никому не повинуясь, и вершит правосудие по своему усмотрению.

В условиях все большего и большего подавления личности социальной и экономической системой капитализма для человека в буржуазном мире зачастую привлекательным становится даже насквозь иллюзорное приобщение к той не ограниченной никакими внешними рамками свободе, какую демонстрируют ему герои вестерна. Сопереживание этим героям — род психологической компенсации за то, что оказывается невозможным и недостижимым в реальности. В нарочито огрубленной форме американский социолог Филипп Рифф так отозвался о компенсаторной функции вестерна: «Давно ли вам удавалось пустить в ход кулаки? Или обозвать неприличным словом своего босса? А вот герои вестернов делают это ежедневно, и мы им, конечно, завидуем» [11].

Вестерн — это своего рода сказка для взрослых, призванная скрасить их тягостные будни возможностью сопереживать непобедимым героям и психологически отождествлять себя с «сильной личностью», карающей зло. Все это дает иллюзорное удовлетворение стремлениям, которые не могут быть удовлетворены в повседневной жизни человека буржуазного общества.

Патриархальный быт и уклад жизни первых поселенцев Дикого Запада, их борьба со стихией и преступностью уводят зрителя от окружающей действительности в мир экзотической природы, погонь, перестрелок, драк и красивых чувств. Причем — подчеркнем еще раз — сам по себе этот мир вряд ли смог бы увлечь и удержать многомиллионную аудиторию, если бы не апелляция к подлинным и непреходящим моральным ценностям, которые в вестерне как одном из основных жанров массовой серийной телепродукции перетолковываются обычно на свой, буржуазно — апологетический лад.

ТРИ ЛИЦА ДЕТЕКТИВА

Наряду с вестерном детектив — необходимая составная часть программ буржуазного телевидения. Подобно вестерну, он в высокой степени обладает качеством занимательности, как нельзя более необходимым для привлечения массовой аудитории.

По определению искусствоведа Я. Маркулан, «детектив — жанр, в котором сыщик, пользуясь профессиональным опытом или особым даром наблюдательности, расследует, а тем самым аналитически реконструирует обстоятельства преступления, опознает преступника и во имя определенных идей осуществляет победу над злом» [1]. Преступление, окутанное тайной, связанная с ним интрига, поиск преступника — все это вызывает у читателя и зрителя напряженный интерес, своего рода «эффект присутствия».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батюшков
Батюшков

Один из наиболее совершенных стихотворцев XIX столетия, Константин Николаевич Батюшков (1787–1855) занимает особое место в истории русской словесности как непосредственный и ближайший предшественник Пушкина. В житейском смысле судьба оказалась чрезвычайно жестока к нему: он не сделал карьеры, хотя был храбрым офицером; не сумел устроить личную жизнь, хотя страстно мечтал о любви, да и его творческая биография оборвалась, что называется, на взлете. Радости и удачи вообще обходили его стороной, а еще чаще он сам бежал от них, превратив свою жизнь в бесконечную череду бед и несчастий. Чем всё это закончилось, хорошо известно: последние тридцать с лишним лет Батюшков провел в бессознательном состоянии, полностью утратив рассудок и фактически выбыв из списка живущих.Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума… —эти знаменитые строки были написаны Пушкиным под впечатлением от его последней встречи с безумным поэтом…В книге, предлагаемой вниманию читателей, биография Батюшкова представлена в наиболее полном на сегодняшний день виде; учтены все новейшие наблюдения и находки исследователей, изучающих жизнь и творчество поэта. Помимо прочего, автор ставила своей целью исправление застарелых ошибок и многочисленных мифов, возникающих вокруг фигуры этого гениального и глубоко несчастного человека.

Анна Юрьевна Сергеева-Клятис , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное