Читаем Драматургия фильма полностью

Порой границы эпизодов выглядят внешне размытыми. Но вы можете встретиться с вещью, подчеркнуто структурированной, т. е. состоящей из отчетливо отделенных друг от друга эпизодов. Как, скажем, в фильме Федерико Феллини «Ночи Кабирии» (пять эпизодов) или в картине Питера Гринуэя «Отсчет утопленников» (четыре эпизода), или в фильме Квентина Тарантино «Криминальное чтиво» (три эпизода). В таком случае полезно рассмотреть данное своеобразие композиции картины. Тем более, если она вообще состоит из отдельных новелл-эпизодов, имеющих свои названия — как в «Андрее Рублеве» или у Ларса фон Триера в фильме «Рассекая волны».

Обратите внимание: все восемь глав — эпизодов фильма Андрея Тарковского (кроме пролога и эпилога) выполнены именно как новеллы — со всеми присущими именно этому виду сюжетного построения признаками: центральным, определяющим все событием и двумя поворотами — серединным и финальным. Возьмем, к примеру, новеллу «Феофан Грек». В ней серединный поворот — Феофан вызывает к себе не Кирилла, как обещал, а Андрея Рублева. А финальный поворот — Кирилл, обличая всех, уходит из монастыря.

Но композиция делит фильм не только на структурные части, но и на части сюжета.

Названия этих частей, возможно, вам хорошо известны: экспозиция, завязка, развитие, кульминация и финал. Иногда к ним добавляются пролог и эпилог.

Чтобы выяснить для себя, что обозначают на самом деле эти названия, необходимо связать их с таким важным драматургическим компонентом, как конфликт. По сути дела, все перечисленные части сюжета являются этапами развертывания главного конфликта.

Сначала, в экспозиции, мы знакомимся с персонажами и с обстановкой, в которой конфликт будет развиваться. В фильме «Андрей Рублев» к экспозиции можно отнести новеллу «Скоморох» и первую половину новеллы «Феофан Грек».

Здесь, в экспозиции, могут возникать побочные конфликты, и может ощущаться предрасположенность к возникновению главного конфликта — в виде конфликтной ситуации или даже в виде коллизии (противоборствующие силы готовы вступить в борьбу). В экспозиции разбираемого нами фильма все эти моменты уже наличествуют. Кроме открытого конфликта скомороха с монахом Кириллом и дружинниками, здесь зарождается, пока еще в скрытом виде, внутренняя конфликтная ситуация в душе Андрея: как отнестись к дерзостям охальника-скомороха? Они и привлекают монаха Андрея и отталкивают. А жестокое усердие княжеских слуг? Разве его можно принять?

Но вот первое искушение Андрея — искушение славой: сам Феофан Грек предпочел его другим иконописцам и зовет его к себе. Грех тщеславия и гордыни пробуждается в душе Рублева, но тут же он начинает мучить его — Андрей идет исповедоваться перед своим наставником Даниилом. Именно тут завязка основного сюжетного течения фильма, ибо завязка — это момент начала развития главного конфликта.

Собственно все последующие новеллы картины — это цепь искушений и грехопадений Рублева — его внутренней борьбы с соблазнами, возбуждаемыми, как это ни парадоксально, его любовью к людям. И, наконец, самый страшный грех для монаха — нарушение заповеди Господней: «не убей!» «Я тебе самого главного не сказал, — признается он Феофану Греку. — Человека я убил... русского».

Но развитие внутреннего конфликта продолжается: есть ли правда в уходе от мира, в отказе от таланта, дарованного свыше? Этот вопрос мучает Рублева, иначе трудно понять, почему так пристально и испытующе следит он за отчаянной и вдохновенной работой Бориски по созданию колокола.

Кульминация — высшая точка конфликтного напряжения. Обратите внимание на то, как настоящие мастера драматургии подготавливают ее, всеми средствами наращивая напряженное ожидание. Как долго идет подъем колокола, как озабочены и собраны литейщики, как замер и притих народ, на какой грани душевного стеснения находится Бориска, как скрипят толстые канаты о деревянные сваи, с каким трудом начинают раскачивать тяжелый язык колокола, как долго он раскачивается, прежде чем...

Вместе с первым гулким ударом обернулся на колокол Рублев — и это уже пошла развязка, в которой подводится итог главной линии конфликтного развития.

И, наконец, финал: Рублев утешает плачущего Бориску и зовет его вместе с собой в троицу.

Финалы бывают в основном двух видов: открытые и закрытые. Открытый финал мы наблюдаем тогда, когда заключительной точкой фильма главный его конфликт не исчерпывается. В «Андрее Рублеве», однако, мы имеем финал закрытый — двойственность душевного состояния героя снята: он заговорил, он вернулся на новом уровне духовности к творчеству — он будет работать на радость людям и во славу Господа...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино
Собрание сочинений. Том 1. Революция
Собрание сочинений. Том 1. Революция

Настоящий том открывает Собрание сочинений яркого писателя, литературоведа, критика, киноведа и киносценариста В. Б. Шкловского (1893–1984). Парадоксальный стиль мысли, афористичность письма, неповторимая интонация сделали этого автора интереснейшим свидетелем эпохи, тонким исследователем художественного языка и одновременно — его новатором. Задача этого принципиально нового по композиции собрания — показать все богатство разнообразного литературного наследия Шкловского. В оборот вводятся малоизвестные, архивные и никогда не переиздававшиеся, рассеянные по многим труднодоступным изданиям тексты. На первый том приходится более 70 таких работ. Концептуальным стержнем этого тома является историческая фигура Революции, пронизывающая автобиографические и теоретические тексты Шкловского, его письма и рецензии, его борьбу за новую художественную форму и новые формы повседневности, его статьи о литературе и кино. Второй том (Фигура) будет посвящен мемуарно-автобиографическому измерению творчества Шкловского.Печатается по согласованию с литературным агентством ELKOST International.

Виктор Борисович Шкловский

Кино