Драматургия Югославии

Д р а ш к о. Я тоже пять лет назад был идеалистом. Сначала человек молод и честен, а потом уже набирается ума-разума. (Садится.)

З а щ и т н и к. Благодарю вас. (Смотрят друг на друга.) И я уверен в том, что вы также все еще молоды и честны. Ответьте свидетелю… (Показывает на Борски.)

Пауза. Тишина.

Д р а ш к о (встает). Что вы от меня хотите? Здание гостиницы «Сплендид» обрушилось не потому, что моя жена была умной или глупой, а исключительно и полностью по моей вине. Что вы разыгрываете здесь комедии? Я лично отвечаю за все — так давайте наконец прекратим эти глупые «кто, что и почему». Расстреляйте меня! Повесьте! Плевал я на ваших защитников и прокуроров!

С у д ь я (стучит молотком и кричит). Обвиняемый инженер Каровски! Я лишаю вас слова!

Д р а ш к о (не сразу). Это все, что вы можете сделать?

С у д ь я. Да, к сожалению, только это. Но я хочу вам сказать еще кое-что: вы слишком рано начали повышать голос на старших…

Д р а ш к о. Хватит… Хватит!.. Хватит!

Тишина.

С у д ь я (в тишине его голос звучит особенно резко). В чем дело? На кого вы кричите?

Д р а ш к о. Можете вы понять раз и навсегда? И не морочьте голову другим. Человеку не надо доживать до ваших седин, чтобы эта короткая смешная жизнь стала ему в тягость!

С у д ь я. Не поднимайте голос, молодой человек… И перестаньте говорить глупости! Жизнь действительно коротка, но у человека всегда есть время, чтобы показать, на что он годится…

Д р а ш к о. Я совершил ошибку и понесу заслуженное наказание! Что вы еще от меня хотите?

З а щ и т н и к (подходит к нему). Ну что вы кричите? Вы что, хотите еще раз перед всеми здесь присутствующими показать, что ваша заносчивость — это маска, за которой вы прячете свою трусость? Чего вы боитесь?

С у д ь я (вскакивает). Я прошу стороны не удаляться от предмета разбирательства и обращаться ко мне за разрешением взять слово! Вы что, забыли, где находитесь?

П р о к у р о р. Прошу слова!

С у д ь я. Что вы хотите сказать? Пожалуйста.

П р о к у р о р. Я позволю себе обратить внимание суда на следующее: подрядчик в качестве истца потребовал через суд компенсацию за причиненный ущерб в размере одного миллиарда трехсот миллионов динаров. Ущерб нанесен в результате аварии на строительстве высотной гостиницы «Сплендид» на углу улиц Пастера и Партизанской. Строительство осуществлялось Управлением высотного строительства, а работы велись в соответствии с проектом и под непосредственным руководством обвиняемого. Комиссия экспертов, состоявшая из инженеров и профессоров нескольких югославских университетов и работавшая в течение двух месяцев, на основе тщательного анализа, а значит, ex professo[52], пришла к выводу, что чертежи и расчеты по всему объекту, во всех деталях являются абсолютно правильными и что авария произошла из-за погрешностей в строительстве. Проверка показала, что арматура была бракованной, металлоконструкции не соответствовали стандартам, бетон с примесями и низкого качества, обе треснувшие опоры — кривые! Инженер, отвечавший за этот объект, перед нами. И он настолько честен, что полностью признает свою вину. Я считаю тем самым судебное разбирательство законченным. Здесь мне сейчас непонятно только одно: зачем защите понадобилось так настойчиво уводить разбирательство от основных вещественных доказательств в сторону проблем лично-морального характера? И второе: чего добьется суд, если установит, что у обвиняемого в личной жизни действительно были неприятности, которые могут быть и у других людей, но они все-таки исполняют свой долг и обязанности перед обществом? Можем ли мы из-за семейных неурядиц инженера, руководившего строительством, in maiorem dei gloriam[53], забыть, что подрядчик потерпел ущерб в размере одного миллиарда трехсот миллионов динаров? Можем ли мы забыть о двух невинных жертвах, погибших под развалинами? Я прошу представителя защиты, который так упорствует в не вызываемом необходимостью растягивании судебного разбирательства посредством мелодраматических экскурсов, четко изложить свою позицию и свои намерения, иначе я буду вынужден требовать переноса судебного разбирательства и применения статьи двести семьдесят восьмой Закона, по которой судебная коллегия может отстранить защитника, лишить его права на защиту и пригласить другого. Это откровенный саботаж! У меня нет вопросов к свидетелю. (Садится и бросает через плечо.) Можете идти на свое место. (Собирает бумаги и нервно захлопывает папку.)

С у д ь я. Я должен сообщить, что статья двести семьдесят восьмая относится к защитнику, мешающему судебному разбирательству, что в данном случае не имеет места. Будет представитель защиты отвечать на вопросы, поставленные в выступлении прокурора?

З а щ и т н и к. Да.

С у д ь я. Предоставляю вам слово.