Прежде всего необходимо условиться о понимании самого предмета настоящего исследования, поскольку очевидное на первый взгляд понятие «драматургия кино» теряет свои отчетливые границы в дискуссиях о том, может ли произведение, написанное автором-драматургом для экрана, считаться полноценным драматическим произведением в том же смысле, как театральная пьеса.
В театре отчетливо различаются изучение методов драматургического искусства (драматургия) и изучение искусства постановки драматического произведения на сцене («теория сценического искусства», «теория обработки сценического зрелища», «теория построения спектакля»). Эти две области художественной практики и теории находятся в живом взаимодействии, но они не смешиваются одна с другой, друг друга не заменяют и заменить не могут.
Прежде всего, должна быть пьеса: без пьесы нет спектакля. Театр ищет пьес сценичных, т. е. отвечающих требованиям интересного, живо воспринимаемого сценического зрелища.
Ведущая роль драматургии в театре не только не умаляет значения последнего как специфического искусства показа зрелища, но, наоборот, обогащает искусство театра, наполняет его глубоким идейным содержанием.
Бывавшие в истории протесты против литературы («литературщины») в театре, живописи и поиски форм
В свете только что высказанных мыслей нас сразу должно заставить насторожиться положение Бэла Балаш в его книге «Видимый человек»: «Фильму нечего делить с литературой. Режиссера и актера фильма, например, можно сравнить с импровизаторами, которые получают от автора-сценариста только идею, только краткое общее содержание; текст же они создают для себя сами».
Совсем как в театре импровизации. Однако, выступая в свое время с этой по внешности радикальной, хотя по сути и не очень оригинальной точкой зрения, Бэла Балаш не до конца был последователен. Он говорил об авторе-сценаристе. Но ведь совершенно ясно, что для того, чтобы предложить идею или краткое общее содержание, не нужно никакого автора-сценариста. Последовательное проведение этой точки зрения приводило к отрицанию автора-сценариста (кинодраматурга) и его кинопроизведения (сценария, кинопьесы) и, наконец, теории кинопьесы (кинодраматургии).
Мы не останавливались бы специально на старых высказываниях Бэла Балаш по интересующим нас вопросам, — высказываниях, от которых он впоследствии отошел, — если бы они были фактом только его личной биографии, его личных увлечений и заблуждений. Но в своей книге Балаш выражал тенденции, в свое время злободневные в теории и практике кинопроизводства, до конца не изжитые и по настоящий день. Его взгляды смыкались со взглядами таких советских мастеров, как С.М. Эйзенштейн, В.И. Пудовкин и др.
«Сценарий, — писал в свое время С.М. Эйзенштейн, — по существу его не оформление материала, а
«Сценарий не драма. Драма — самостоятельная ценность и вне ее действенно-театрального оформления.
Сценарий же — это только стенограмма эмоционального порыва, стремящегося воплотиться в нагромождении зрительных образов...
Сценарий — это шифр. Шифр, передаваемый одним темпераментом другому.
Автор своими средствами запечатлевает в сценарии ритм своей концепции.
В этом — корень дела.
А вовсе не в переложении в цепь картин анекдотической цепи событий сценария.